Футурист Мафарка. Африканский роман - [28]

Наконец Мафарка смог снова сесть верхом и пустить в галоп Небида, сильно пришпоривая его. Но было поздно: он почувствовал, что погиб!..

В самом деле, оба крыла, и черное, и белое, которые в настоящую минуту кидались друг на друга, с неопределенным побуждением, были на расстоянии какой-нибудь тысячи локтей.

Негры Рузума, внезапно галлюцинированные, зарычали: – Эль-Бар!.. Эль-Бар!.. Море!.. Море!.. – они приняли негров Муллы, на их белоснежных лошадях, за черные утесы, торчащие из покрытого пеною моря, воображаемый запах которого уже опьянял всадников и лошадей.

Потом обе бурные массы, будто во сне, стали бросаться, как слепой колосс, на сумятицу криков, которые, как им казалось, неслись издалека. Всадники лежали на шеях лошадей. Туловище рвотой голоса было устремлено вперед, к голове лошади; безумие, втекая в ноздри, влекло лошадей к роковой скотобойне.

Обе колонны неслись, как два чудовищных обломка в океане пыли, и их зловещая щетина копий была похожа на сломанные мачты.

Мафарка слышал, как вокруг него хлопают и разрываются голоса, словно паруса во время кораблекрушения.

Все-таки у него еще оставался выход. И он ухватился за него.

Когда строй первого эскадрона рассыпался во вращательном разбеге, стараясь миновать бугристый гребень одного холма, Мафарка заметил за неровностью почвы пространство локтей в сто, усаженное кустарником; там ехали только три всадника.

Повернув Небида к этому месту, Мафарка пустил коня, как стрелу под градом взметенной пыли и камней.

Нельзя было терять ни мгновения, чтобы пройти между ними!..

К несчастью, через двадцать шагов эта последняя надежда исчезла при громком крике ярости, потому что три всадника инстинктивно прижались друг к другу.

Где пройти?.. Мафарка наклонил туловище вперед, сунул голову в гриву лошади, шею которой он резко сгибал, и ринулся на живот самого большого из трех негров. Горизонтальное копье последнего прошло над спиной Мафарки, который, схватив пояс негра в тиски правой рукой, выбил противника из седла.

С грохотом, как большой мешок с камнями, негритянский кавалерист упал.

Свобода и победа!..

Мафарка-эль-Бар сразу остановил Небида и завертел его на месте.

И тогда сердце короля от торжествующего восторга встало на дыбы вместе с великолепным черным жеребцом, который стоял, подняв передние ноги к небу, и уже вдыхал горячее безумие неминуемой резни.

Мгновения, предшествующие ужасному столкновению, показались бесконечными и удушливыми Мафарке, который, наконец, наконец!.. вздохнул всей грудью.

Его глаза были полны радостных слез и наслаждались этой трагедией, в которой было сто тысяч действующих лиц.

Оба крыла бесчисленной кавалерии сомкнулись одно с другим, оглушительно шумя.

Сначала это было качание ночного океана, в котором чудесным образом рождались среди толчков и завываний бурунов вулканические острова. Видно было, как, там и сям, кипели кучи крупов, подпрыгивающих под мрачным покачиванием обезглавленных всадников, которые протянув руки, плавали в водовороте на лошадях.

Потом образовалось чудовищное нагромождение лап и грив, которое долго билось в безвыходной тесноте копий и вдруг рухнуло от усталости, как большая постройка рушится в озеро смолы.

Но так как африканская ночь опускала на пустыню свои крылья серого ужаса, гигантские и слепые могильщики с лицом в саже бросились рысью со всех мест горизонта.

Их мантии из серой и желтой шерсти зловеще хлюпали, пока все бежали на очертания гекатомбы, изрыгая на умирающих проклятия и плевки. Иногда, словно для мрачного напоминания, они конвульсивно трясли подбородками и железными бородами: тогда огромными пригоршнями они поднимали красный песок последних сумерек и кидали его на эту неизмеримую падаль.

Тем временем, там, далеко, перед темными горами Баб-эль-Футука, дым котлов с ядом корчился, весь розовый, как баснословная змея, открывая очень широко свои глаза наивных звезд.

Собаки солнца

В полдень следующего дня Мафарка болтал со своим братом Магамалом на внешней террасе цитадели; оба лежали, вытянувшись на животе, на пурпуровых подушках, упираясь подбородками на ладони. Их взгляды были устремлены отвесно на шелка моря, где парусные корабли, накренившись на бок, парус по ветру, казались неподвижными на цветущих волнах, словно бабочки, впитывающие цветочную пыльцу света.

– Мы подобны этим парусным кораблям, стремительное движение которых не обнаруживается ничем, только слегка пеной, которую они тихонько отодвигают носом. Я должен бы быть доволен собой и горд своим могуществом, в один день уничтожившим две огромные армии Брафан-эль-Кибира и Тулама… Но, увы! Разве солнце видит толпу, лежащую в пыли, которую поднимают наши шаги, и города, сметенные нашими руками??.. А мы забываем любовь и благословенные губы женщин! Мы забываем пиры, освеженные спокойными улыбками, для хриплого восторга власти. Что останется от нас после того, как солнце поглотит нас, как дождевые лужи?

– О, ничего, брат, но я нахожу, что ничто не сравнимо с радостью рассечь сердце наших врагов, как спелый гранат, и смаковать его зерна одно за другим! Поцелуи приторны…

– Ты прав! Но не будет ли у тебя когда-нибудь тоски по мирной молодости, протекшей под веером музык и ароматов?.. Посмотри! Там, в том дворе, видишь, негритянка на корточках чистит апельсин… Как красна кожица в ее руках!.. Там, там, возле этой сверкающей воды, прыгающей в маленьких каналах, которые выложены голубым фаянсом, среди лиловых ирисов! Да, это ирисы и дикие миндальные деревья!.. Мои ноздри представляют себе их кислый, розоватый и чистый аромат!..