Фурманов - [2]

Митяю, непоседливому и озорному, любителю всяких приключений, больше всех доставалось в семье.

Семья Фурмановых все увеличивалась. К 1903 году появилось еще четверо детей — Саша, Лиза, Сережа и Настя.

Много забот ложилось на руки матери, неустанно хлопотавшей около ребят. В полночь она просыпалась, чтобы успокоить малюток, а чуть свет хлопотала на кухне, готовила пищу, ставила ведерные самовары для чайной. Митяй горячо любил свою мать и часто с грустью вспоминал о ней в годы долгой разлуки.

Жизнь становилась год от году все тяжелее и непригляднее. Лишь старшая сестра Соня имела отдельную маленькую комнату, в другой столь же крошечной комнате жили Аркаша и Митяй, а остальные четверо вместе с няней спали на кухне, дышали чадом и гарью всегда разжигаемых самоваров, часто болели. Когда Митяю исполнилось восемь лет, его определили учиться в шестиклассное городское училище. Крепкий, жизнерадостный и любознательный мальчик с нетерпением ждал начала школьных занятий.

В школе он сразу стал вожаком, непременным участником всяких «событий». Но это не мешало ему прилежно учиться.

Возвращаясь из школы с заткнутыми за ремень тетрадями, он всегда радовал старших своими новыми успехами.

Особенно увлекали его занятия по русскому языку и литературе.

Митяй облюбовал для себя чуланчик и, вернувшись из школы, часто просиживал там целые часы. Он начал сочинять стихи.

Стихи он писал почти каждый день и переписывал их в большую толстую тетрадь. В одном из первых своих стихотворений Фурманов возвещал:

Милую науку —

Русский наш язык —

Я учу усердно,

Ибо курс велик.

Стихи были, конечно, ребячески наивными, беспомощными. Здесь были и лирика и школьный «эпос», описание классного быта и сатира на школьные нравы.

Появлялись в этих стихах и социальные мотивы, ощущалась уже и публицистическая направленность, чувствовался духовный рост беспокойного подростка. Таков был и целый цикл стихов, посвященный войне с Японией: «Война с Японией», «Отражение врага», «Освобождение Порт-Артура».

Об увлечении Митяя поэзией рассказывает и его школьный друг, а потом соратник по Чапаевской дивизии, ныне Герой Советского Союза, генерал-полковник Николай Михайлович Хлебников. «По инициативе Митяя мы начали выпускать первый наш ученический журнал. Помещали сатиру, стихи, рассказы, рисовали карикатуры и шаржи, высмеивали отдельных учеников и нелюбимых учителей… Только два-три номера журнала успели выпустить и «засыпались». Неизвестными путями журнал попал к инспектору училища Городскому, начались вызовы, допросы».

А от Городского добра ждать не приходилось. Это был типичный царский чиновник, сухой, черствый человек, обижавший детей и заставлявший их выполнять самую бессмысленную работу.

Одноклассник Фурманова А. Н. Киселев вспоминает, что о грубом произволе Городского появилась заметка в костромской газете. Инспектор решил, что это дело рук Фурманова, и стал всячески притеснять его.

Были у Митяя неприятности и с попом Александром, преподававшим «закон божий». Воспитываясь в религиозной семье, юноша не любил, однако, ходить в церковь, не любил отца Александра и под разными предлогами не являлся к нему на исповедь, за что его не раз распекал все тот же инспектор Городской, который давно бы выгнал из училища ненавистного ему «стихоплета», если бы Митяй не учился так успешно и безупречно.

Особенно он пристрастился к литературе и, сидя в том же чуланчике, с упоением читал Майн Рида, Конан-Дойля, Жюля Верна, Вальтера Скотта. Нередко прочитанные книги вдохновляли его на новые стихи.

Деньги, которые давал ему отец на леденцы и пряники, он тратил на книги.

Но не только книги волновали подростка.

Он пристально вглядывается в окружающую его жизнь, жизнь большого фабричного города Иваново-Вознесенска, со всеми его социальными противоречиями и назревающими классовыми схватками. Несколько богатых особняков фабрикантов и тысячи убогих лачуг рабочих. Довольные барской своей жизнью капиталисты и подавленные тяжелым трудом, полуголодные рабочие-ткачи. Растет классовая ненависть. Всего этого не может не заметить впечатлительный юноша. Город ткачей начинает занимать значительное место уже в ранних стихах и первых прозаических набросках Дмитрия Фурманова.

2

— Едва ли в Российской империи, — вспоминает старый ивановский литератор Г. И. Горбунов, — можно было встретить такой же город, каким выглядел в начале века Иваново-Вознесенск с его обезображенными, словно прокопченными улицами, застланным гарью небом и маленькой речушкой Уводью, которая источала зловонье фабричных отбросов.

Город славился цветастыми своими ситцами, огненным кумачом, эластичными сатинами. Ткани распространялись по всей империи, шли и на экспорт, фабриканты и купцы наживали большие капиталы. А ткачи, прядильщики, красильщики изнывали от непосильного труда, нищенствовали, жили впроголодь. Дети рабочей бедноты умирали от недоедания.

Единственной отрадой ткачей были часы, когда они шли за город, на опушку соснового леса, на речку Талку. Здесь взвивались кумачовые флаги первых маевок, здесь-то и стали звучать первые слова протеста ивановских ткачей.