Фультон - [47]
Глубоко откинувшись в кожаном кресле, сплетя тонкие узловатые пальцы и опустив на грудь свою седеющую голову, новый посол долго слушал взволнованный рассказ американского изобретателя.
— Я не могу согласиться с вашим решением, мистер Фультон, — начал Ливингстон, когда его собеседник кончил свою грустную повесть. — Я отлично понимаю вашу обиду. Французское правительство совершило огромный промах, отказавшись от вашего «Наутилуса». Джентльмены из морского министерства, повидимому, полагают, что такие изобретения должны появиться на свет сразу, во всем своем совершенстве… Они хотят собрать яблоки с однолетнего дерева… Я согласен с вами в том, что было бы бесполезным трудом пытаться переубедить Первого консула. Это человек, который не любит менять принятых им решений. Но покидать Париж для человека с вашими дарованиями неразумно. Здесь для них самая подходящая атмосфера. К вашим услугам лучшие научные силы Европы, лучшие, после Англии, лаборатории и мастерские. В Америке вы ничего не добьетесь. Румзей — тоже крупный изобретатель, вынужден был уехать искать счастья в Европу. Другой способный механик Джон Фич, один из пионеров пароходного сообщения, совсем недавно, не выдержав дальнейшей борьбы, бросился в Делавар… У Румзея не было средств, у Фича нехватило внутренней выдержки. Я недаром заговорил о Румзее и Фиче. Когда я вас слушал, у меня возник один план, который я хотел бы вам сейчас изложить.
Вы несколько раз упоминали о вашем интересе к созданию парохода. Какое странное совпадение! Я тоже интересуюсь этой новой проблемой. В Америке ею занималось немало людей, хотя и без большого успеха. В Англии построить пароход пытались Миллер и Саймингтон. Я читал об этом в газете.
Года четыре назад я тоже отдал дань этому увлечению. По чертежам инженера Брюнеля на мои средства была построена лодка с паровым двигателем. Конечно, я заранее обеспечил свои интересы правительственной привилегией на исключительное право устройства пароходного сообщения на некоторых реках Америки. Привилегия была получена мною при условии, что наше будущее судно разовьет скорость не меньше пяти километров в час. Я не инженер, я — деловой человек. Мне казалось, что дело пойдет лучше, если в него вступят люди, которые больше меня понимают в механике. В Америке есть инженер, у которого такая же изобретательная голова, как и у вас, мистер Фультон. Я говорю о старом Стевенсе, который и сейчас продолжает работать над постройкой паровой лодки. Я приглашал его войти в образованную мною компанию. Мы привлекли в нее также Рузвельта, способного молодого механика. Рузвельт построил в 1798 году катер с гребным колесом, который ходил по реке Пассаику со скоростью 12 километров в час. Я хотел ему поручить испытать двигатель водоструйного типа, как у Румзея. Стевенс настаивал на винте.
Мое назначение на пост американского посланника в Париже заставило меня прервать эти интересные опыты. Повторяю, я не механик, но у меня сложилось глубокое убеждение, что мы стоим на пороге нового способа водного транспорта. На смену старым парусникам скоро придет пароход. Я горячо желаю, чтобы наша страна была здесь в первых рядах. Создав пароход, мы станем серьезными соперниками Англии…
Ливингстон остановился, погладил свой бритый подбородок и продолжал, глядя поверх очков на внимательно слушавшего Фультона.
— Я знаю, что вы тоже интересуетесь проблемой создания парохода. Здесь не надо гоняться за чем-то новым и поражающим. Пароход уже изобретен Гуллем, Румзеем, Фичем, Стевенсом, Миллером, Саймингтоном… Видите, сколько отцов у этого капризного ребенка, — усмехнулся Ливингстон. — Но вся беда в том, что дитя еще не умеет ходить… Сейчас главная задача — создать судно, которое было бы так же надежно и выносливо, как обыкновенный корабль. А главное, чтобы оно приносило своему будущему владельцу доход.
Вот что я думаю, дорогой мистер Фультон. Во-первых, вы останетесь работать в Париже. При этом вас не должны в дальнейшем тревожить никакие материальные заботы. Я беру на себя все расходы по вашим работам. Во-вторых, мы вместе примемся за постройку парохода, более совершенного устройства, чем предыдущие. В случае успеха, мы продадим наше паровое судно французскому правительству, удержав право распоряжаться им у себя дома, на родине. А подводную лодку вы на время отложите в сторону… Ну, что вы скажете на мое предложение?
Фультон молчал. Он чувствовал, что тяжелый камень сваливается у него с сердца. Значит, можно еще продолжать борьбу? Значит, он снова может полностью отдаться своей любимой работе?
Молча встав, он подошел к Ливингстону и крепко пожал его руку. Союз, скрепленный этим рукопожатием, решил ближайшую судьбу парохода и неразрывно связал дальнейший жизненный путь Фультона и Ливингстона.
Чертежи «Наутилуса» были свернуты и запрятаны в дальний ящик стола. «Наутилус» был разобран. Железный остов «Наутилуса» напоминал Фультону скелет живого существа, к которому он успел привязаться. Ливингстон не пожалел средств на расширение мастерской, где работал Фультон.
С обычным увлечением Фультон принялся за подготовку к постройке судна, движущегося силой пара. Прежде всего надо было изучить все, что имелось в печатной литературе. Этого материала было очень немного. Описание парохода Гулля, несколько брошюр Румзея, десяток малограмотных газетных заметок — вот к чему сводилась в то время печатная литература о пароходе. В архиве Англии и Америки лежал еще десяток ходатайств о привилегиях, но доступ к этим документам был почти невозможен. Приходилось полагаться на свою память да на несколько чертежей Румзея, посланных им когда-то в Париж, еще больше — обдумывать самостоятельно каждую мелочь конструкций.
В созвездии британских книготорговцев – не только торгующих книгами, но и пишущих, от шотландца Шона Байтелла с его знаменитым The Bookshop до потомственного книготорговца Сэмюэла Джонсона, рассказавшего историю старейшей лондонской сети Foyles – загорается еще одна звезда: Мартин Лейтем, управляющий магазином сети книжного гиганта Waterstones в Кентербери, посвятивший любимому делу более 35 лет. Его рассказ – это сплав истории книжной культуры и мемуаров книготорговца. Историк по образованию, он пишет как об эмоциональном и психологическом опыте читателей, посетителей библиотек и покупателей в книжных магазинах, так и о краеугольных камнях взаимодействия людей с книгами в разные эпохи (от времен Гутенберга до нашей цифровой эпохи) и на фоне разных исторических событий, включая Реформацию, революцию во Франции и Вторую мировую войну.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Многогранная дипломатическая деятельность Назира Тюрякулова — полпреда СССР в Королевстве Саудовская Аравия в 1928–1936 годах — оставалась долгие годы малоизвестной для широкой общественности. Книга доктора политических наук Т. А. Мансурова на основе богатого историко-документального материала раскрывает многие интересные факты борьбы Советского Союза за укрепление своих позиций на Аравийском полуострове в 20-30-е годы XX столетия и яркую роль в ней советского полпреда Тюрякулова — талантливого государственного деятеля, публициста и дипломата, вся жизнь которого была посвящена благородному служению своему народу. Автор на протяжении многих лет подробно изучал деятельность Назира Тюрякулова, используя документы Архива внешней политики РФ и других центральных архивов в Москве.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.