— Читать не буду, просто посмотрю, — клятвенно пообещал он, поднимая руки вверх.
Сан Саныч лениво отмахнулся сигаретой.
— Ради бога, если поймете что-нибудь.
За столом наступила тишина.
Серые печатные строки на белом фоне пестрели разнообразными рукописными символами, на полях теснились буквы и словосочетания, некоторые предложения и абзацы были заключены в границы и перечеркнуты крест-накрест, над строками нависали написанные вразнобой цифры, обведенные в кружок и связанные между собой какими-то дугами.
— Это что за тайна пляшущих человечков? — с кривой усмешкой спросил Дживан, поднимая глаза.
— Корректурные знаки. — Сан Саныч затушил сигарету в блюдце, игравшем роль пепельницы. — Регламентируются гостами, конкретно — за номером шестнадцать триста сорок семь. Любой текст, предназначенный в печать, проходит как минимум две корректуры, одну до передачи материала в набор, вторую — по готовым гранкам. Первая корректура исправляет орфографические и пунктуационные ошибки, вторая — пропущенное при первой и технические промахи наборщика. Литературное редактирование проводится до корректуры, но уж если видишь ошибку, почему бы сразу не исправить? Я сам когда-то начинал корректором, так что привычка осталась, тут уж никуда не денешься.
— А квадратный корень зачем? — не удержался Солонина, тоже скосивший глаза в листок. — Вроде бы не математика у вас. И интегралы вот еще.
— Это знак вставки пропущенного, — объяснил Сан Саныч, не глядя на страницу. — То, что похоже на интеграл, — выравнивание пробелов. До гранок оно обычно не нужно, но тут очень уж длинное слово наш автор завернул, наборщика стоит предупредить.
— Что за буква «Н» с шариком на конце? — подал голос Дживан.
— Замена.
— А это… — Солонина изобразил рукой мелкую рябь, которую видел в тексте.
— Удаление зачеркнутого. Хоть знака, хоть слова, хоть всего предложения. Цифры — перестановка слов, когда нарушен их порядок. «Verte» — на оборот вынесено то, что не поместилось на полях.
Дживан перевернул лист на обратную сторону, посмотрел на написанные там замечания, положил его на стол и усмехнулся.
— Действительно грязно. И что же, все так пишут?
— Абсолютно, — уверенно ответил Сан Саныч. — Александр Дмитриевич у нас никаким образом не исключение. Пропущенные буквы и лишние пробелы еще полбеды, но вот встречаешь в тексте, например, такое: «Он заметил, что начал шевелиться, а потом и вовсе встал, из-за чего и проснулся», и думаешь, что же автор хотел этим сказать. По всем признакам некто, страдающий раздвоением личности, наблюдал за собой со стороны, оставаясь до поры до времени спящим.
— Там пара слов пропущена, — сквозь зубы объяснил Александр. — Я имел в виду: «Он заметил, что тот начал шевелиться, а потом и вовсе встал, из-за чего и сам полностью проснулся».
— «Сам» — коварное слово, сто раз нужно проверить, на кого указывает. На вашем месте я бы еще подумал над этим предложением. И над следующим тоже: «Глаза обоих воткнулись в книгу и одновременно замолчали». До этого глаза у них разговаривали?
Александр нашел указанную фразу, вынесенное от нее на поле исправление, и вместо зеленой галочки яростно вычеркнул предложение целиком.
— А тут что неправильно? — сказал он, разворачивая лист от себя к редактору. — «Он направился туда, где дорога превращалась в лестницу. Конец ее терялся где-то в высоте холма среди зеленых крон».
— Чей конец там все-таки терялся, дороги или лестницы?
— Если дорога превращалась в лестницу, то какая разница? — огрызнулся Александр. — Они в данный момент текста являются одним объектом.
Сан Саныч налег локтями на стол, глядя в упор на Александра.
— То есть оставляем?
— Нет, я так просто, можно убрать, если это действительно путает смысл.
Он торопливо зачеркнул собственноручно нарисованные точки под указанной правкой.
— Авгиевы конюшни, — засмеялся Дживан, наблюдавший за его лицом. — Что же, Александр Дмитриевич из худших или это средний уровень по издательству?
— Среднее некуда, — подтвердил Сан Саныч. — Но он хотя бы не спорит, есть в нем такая положительная черта. Другие начинают отстаивать свое мнение на эту белиберду, выдавая ее за художественный прием и авторский стиль, а авторский стиль гостами не регламентируется, спорить, как вы понимаете, можно до бесконечности.
— Творчество не математика, разве не бывает, что гениальному автору достается редактор-сухарь без художественного воображения? — посмеиваясь, продолжал Дживан. — Почему Александр Дмитриевич не спорит? Боится вас? Не имеет своего мнения? Не считает свой текст особенно ценным? Знает, что гонит шлак, как вы говорите? Или все-таки в глубине души считает вас неправым, раз тайком просил себе другого редактора? Кстати, вы знали об этом?
Сан Саныч развернулся к Александру и прищурился.
— Понятия не имел. Это нужно у самого Александра Дмитриевича спросить.
— Нет, я уверен в вашей квалификации, — пробормотал Александр.
— Значит, все-таки сознает свои слабые места, — расшифровал его реплику Дживан. — И ту исключительную удачу в вашем лице, которая позволяет ему издаваться при таких средненьких исходных данных. Как там говорится, на его место десять в шляпах? Издательства ведь по-прежнему заваливают тоннами шедевров с «воткнувшимися глазами»?
