Фрунзе - [8]
Но вот, наконец, внизу, вдалеке, заголубела гладь Иссык-Куля.
— Таласса… Таласса!.. — закричал кто-то, и вся компания подхватила этот хорошо известный гимназистам клич древнегреческих воинов. Те тоже приветствовали так долгожданное море.
Однако до самой воды Иссык-Куля было еще не так-то близко. Предстояло спуститься по склону и пересечь поросшую полынью, чием и эфедрой примерно семикилометровую береговую террасу. Пробравшись сквозь кромку «тюя-куйрюка» — верблюжьей колючки, друзья подошли к озеру и, на ходу сбрасывая амуницию, кинулись в голубоватую прозрачную воду.
— Вот оно — море синее… — упоенно бормотал Михаил, еще не видавший до сих пор никакого другого моря. Действительно, на востоке горизонт Иссык-Куля сливался с небом, двести двадцать километров до Пржевальска, чем не море…
Лишь к югу глаз различал неясные контуры Терскей-Алатау, южной ветви Тянь-Шаня, со всех сторон облегавшего это горное величественное озеро- море…
Подошел старик пастух.
Он был не очень словоохотлив, но все же поведал русским гостям местную легенду об Иссык-Куле. Она, кстати, немножко касалась и ботаники.
— Тут было когда-то великое стойбище… — так начал старик. — Тысячи тысяч баранов и несметное множество коней паслось по межгорной степи… И владыкой над всем этим богатством был хан Хаспек со звездой над глазами… Хаспек был грозным правителем, и все окрестные роды трепетали, слыша его имя… Но нигде он не мог найти для себя по сердцу жену… Со всех концов света привозили к нему знатные и богатые киргизы своих дочерей, но он не хотел выбрать ни одну… В каждой он находил что-нибудь нехорошее… Либо худа, либо толста, либо нос слишком длинен, либо слишком короток, либо ума у нее слишком мало, либо слишком много… А то просто держаться не умеет, как полагалось бы жене Хаспека. Кудай [4], наконец, разгневался на Хаспека и говорит ему однажды: «До каких пор будешь ты бездетным, надменный хан! Когда выполнишь ты закон для живущих на земле?» Хаспек же, считая, что он даже Кудаю может дерзить, ответил так: «Ты родил солнце и луну, Кудай, и я тоже хочу рождать не жалких, смертных людей, а яркие, вечные звезды. Я хочу быть Джылдыз-Ата»… Кудай подумал и снизошел к желанию Хаспека. Он послал к нему самую красивую из всех своих небесных дев, и она родила две самые яркие звезды неба — Вечернюю и Утреннюю… Но даже и эту небесную деву не полюбил горделивый Хаспек. Он стал над ней издеваться, попрекать, что она не умеет ни верхом ездить, ни илечек [5] повязывать, ни варить бешбармак, ни доить кобылиц… И вот совсем уже разгневанный Кудай велел жене Хаспека, матери звезд, начать доить самую злую, бешеную кобылицу из всех несметных хаспековских табунов. Молоко полилось могучей струей, заполнило все талканы и бурдюки, потекло наземь, получилась река, она затопила свои берега и залила все великое Хаспеково стойбище… Страшное голубое молоко все прибывало, все подымалось, гналось за ним. Хаспек дрожал и кричал от ужаса, полз вверх по скалам — и вот почуял, что нет больше у него сил. Он взмолился о милости. Кудай подумал опять и сделал Хаспека высоким синим цветком, что называется сейчас «иссыкский корень»…
— А молоко превратилось потом в воду? — шутливо спросил Миша у старика. — И вдобавок в соленую?
— Да, видно, уж так… — вяло ответил старик, не расчуяв насмешливости вопроса, но добавил: —Это от слез покинутой жены соленый он стал, наш Иссык-Куль…
Но легенда легендой, а что «иссыкский корень» существует, знали и Миша и Эраст. И даже латинское название его знали: «Аконитум напеллюс».
— И вот растет синий цветок, бывший хан Хаспек, на горах… Он для всех страшен. Ни скот его не ест, ни человек его не трогает. Даже и другие травы не растут возле него… — так закончил старый пастух свой рассказ.
Двинулись дальше вдоль берега Иссык-Куля. Безлюдно было на гигантском озере и на его гористых берегах. Ни паруса, ни даже лодки не скользило по синей глади. Тишину нарушали только пронзительные крики стрижей да свист скворцов, наделавших себе глубоких пещерок-гнезд в высоких срезах берегов.
Время от времени клекот медленно проплывавшего гималайского грифа заставлял путников вскинуть головы. Не раз пробовали и Миша и Драгутин подбить грифа выстрелом, но ничего не получалось. Спокойно, величаво продолжал плыть белоголовый, крылатый великан над голубым простором гигантского озера, над бархатистыми складками гор…
Целых десять дней продолжался путь от Тур-Айгыра до Каракола (Пржевальска), где находилась могила знаменитого исследователя Средней Азии и стоял на приколе в Джергаланской бухте оставшийся после Пржевальского парусный бриг. Делали роздыхи в Чолпон-ата, в Курумды, в Тюпе.
Дальше, от Пржевальска, двинулись без Иванова и Новака, на лошадях, с провожатыми-киргизами. Позади остались целебные ключи Джеты-огуза и густой еловый лес с орхидеями, ирисами, толстыми палицами эремуруса.
Образцы бесчисленных растений быстро пополняли ботаническую коллекцию Миши. Насекомыми и птицами занимался Эраст Поярков.
Выше хвойного пояса, состоявшего из прославленной голубой тянь-шаньской ели, шли изумительные альпийские луга, усыпанные белыми эдельвейсами и огненным циноглоссумом. Воздух становился все более разреженным, трудноватым для дыхания. На восток и на юг снова тянулся покрытый вечными льдами горный массив. А далеко позади едва угадывался синеватыми проблесками сжавшийся, сузившийся Иссык-Куль.
Книга о жизни и деятельности советского биолога, основоположника в СССР научной селекции плодовых, ягодных и других культур Мичурина Ивана Владимировича (1855–1935).
Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.