Фронтовое братство - [19]

— Кто-то прячется, — пробормотал Штеге и прижался спиной к стене, держа автомат у бедра. Губы его нервозно подергивались.

— Может, мы попали в партизанское гнездо, — негромко произнес Старик. — Тогда спокойной ночи, мальчики!

Малыш достал одну из гранат, которые постоянно носил в карманах и бросал в самые неприятные места.

— А не взорвать ли этот вонючий хлев к чертовой бабушке?

— Кончай, — сказал Старик. — Давайте обыщем его, чтобы можно было играть спокойно. Иначе все спятим.

Мы толпой поднялись по лестнице. Держа наготове оружие, готовясь скосить огнем все, что попадется на пути.

Порта сильным пинком распахнул дверь и отскочил. Легионер открыл огонь из автомата, всаживая свинец в совершенно темную комнату, и расстрелял весь рожок. Хайде бросил гранату в соседнюю.

— Огонь по дьяволам! — закричал Порта, выбежав на шедший вокруг всего дома балкон.

Из стволов десантных карабинов и автоматов злобно засверкали синеватые вспышки. Это походило на сражение с ветряными мельницами.

— Vive la Légion![49] — крикнул Легионер, размахивая автоматом над головой. И тигром бросился в комнату, где уже взорвалась брошенная им граната.

Там поднялся неимоверный шум, словно он сражался с несколькими партизанами; но минуты через две мы выяснили, что там за битва. Легионер наткнулся на платяной шкаф без дверцы, тот повалился на него, и Легионер оказался словно бы в капкане. Высвобождался он с криком и стуком.

Через четверть часа весь второй этаж был жутко разгромлен. Пух из толстых крестьянских перин, которые мы с перепугу вспороли, сеялся повсюду, словно мелкий снег.

Мы стояли на лестничной площадке и напряженно прислушивались. Всюду темнота. Снизу до нас долетел легкий шорох.

— Mon Dieu, — негромко вырвалось у Легионера.

По спинам у нас поползли мурашки страха. Хайде первым потерял голову.

— Кто там? Мы держим вас на мушке, дьяволы! — заорал он так, что тихий дом содрогнулся.

За его криком последовала полнейшая тишина. Мы вновь напряженно прислушивались в полной уверенности, что здесь есть еще кто-то живой.

— Может, убраться отсюда? — прошептал Малыш, подходя к одному из окон.

Снова шелест внизу.

— Стой! — крикнул Порта и выпустил вниз очередь из автомата. — Стой!

Малыш взвыл и выскочил в окно, обдав нас осколками стекла.

Всех охватила паника. Мы больше не могли выносить неизвестность. Все стремились выбраться наружу. Малыш словно бы унес с собой нашу смелость.

У Хайде заело затвор. И он запустил автоматом в неведомое существо в темноте.

Мы как-то ухитрились выбраться наружу — все, кроме Штеге. Он остался внутри.

— Нужно его вызволить, — сказал Старик. И мы снова вошли в проклятый дом.

— Хуго, где ты? — негромко позвал Старик.

Кто-то чиркнул спичкой и зажег керосиновую лампу на столе.

В тусклом свете мы увидели высокого, тощего человека в полосатой концлагерной робе. Старик первым оправился от удивления.

Жутко исхудавший человек вытянулся по-военному и, не сводя глаз со Старика, отрапортовал:

— Герр фельдфебель! Заключенный номер тридцать шесть семьсот восемьдесят девять пятьсот восемь А докладывает, что покинул свою железнодорожно-строительную команду сорок три пятьдесят шесть Ост!

— Пресвятая Дева! — воскликнул Порта. — Ну и высказывание. Ты выучил его не в воскресной школе.

— Зебра, есть тут еще кто-то? — спросил Малыш.

— Никак нет, герр ефрейтор.

— Кончай ты, — раздраженно прикрикнул Старик.

— Это почему? — спросил Малыш, польщенный обращением по званию и словом «герр». Такого он еще не слышал.

— Заткнись, — приказал Старик. — Отыщи Штеге, чтобы можно было продолжить игру. — И обратился к лагернику: — Поешь чего-нибудь. Похоже, тебе это необходимо.

Старый лагерник нервозно огляделся. Он стоял посреди комнаты, вытянув руки по швам.

— Садись, старик, — улыбнулся Порта, радушно указав на стол. — Возьми ломоть хлеба и кусок мяса. Жратвы тут много. Найдешь и чем горло промочить.

Челюсть старого лагерника конвульсивно задвигалась.

— Герр обер-ефрейтор, заключенный номер тридцать шесть семьсот восемьдесят девять пятьсот восемь А просит разрешить ему сделать заявление.

— Говори, приятель, — проворчал Малыш, сдвинув светло-серый котелок на лоб.

Старый еврей молчал. Казалось, он подбирает нужные слова. Он понимал, что неосторожное слово может повлечь за собой смерть. Несмотря на наши нарукавные повязки с черепом, костями и красноречивой надписью «Strafabteilung»[50], он видел в нас врагов.

— Эй, зебра! Что хотел прошептать нам? — рявкнул Порта. И ткнул грязным пальцем в сторону высокого, исхудалого человека с желто-серым, давно не мытым лицом.

Лагерник устало переводил налитые кровью глаза с одного из получающих плату от государства убийц на другого.

— Ну, что хотел сказать? — усмехнулся Брандт, бывший водитель вездехода. И принялся ожесточенно высасывать зуб с дуплом, издающим ужасный запах. Идти к зубному врачу он не осмеливался, предпочитая терпеть боль. В конце концов мы стали совать в дупло всё — от пороха до соляной кислоты. Даже сушеный птичий помет. Это была идея Порты.

— Скажи что-нибудь, — обратился я с улыбкой к человеку в полосатой робе.

— Да заткнитесь вы, болваны! — прикрикнул Старик. — Не видите, что сводите человека с ума своими дурацкими вопросами? Не понимаете, что от страха он еле жив? Если б видели себя в зеркале, тоже получили бы шок. Дьявол — красавец по сравнению с вами.