Фридрих Барбаросса - [14]

При рассмотрении столь решающего события в жизни Фридриха Барбароссы вновь возникает исторический интерес к проблеме личности, сущности и характера теперь уже ставшего королем Штауфена. Избрание королем не только завершило собой его молодость — оно поместило его в рамки совершенно новых отношений и поставило перед решением новых задач огромного масштаба и сложности. Прежде мы уже имели случай привести свидетельство, восходящее к весне 1152 года, — известное письмо Вибальда, аббата Ставло, к папе Евгению III, которое содержит краткую характеристику Барбароссы^[85]. В связи с этим исчерпывающие описания дошли до нас в продолжении «Деяний Фридриха» Оттона Фрейзингенского, написанном Рагевином, и в историческом сочинении уроженца Лоди Ачербо Морены. Пусть отчасти и ориентированные на античные и каролингские образцы, но в высшей степени реалистичные, эти характеристики монарха из рода Штауфенов дают нам объемное и многоплановое изображение его личности.

Рагевин пишет^[86]:

«Божественный император Фридрих отличается, как говорит один писатель о Теодерихе, своим характером и внешностью, так что его ценят и признают даже те, кому лишь изредка приходилось вступать с ним в доверительные отношения. ‹…› его характер таков: ни похвала, ни зависть к его господствующему положению не способны нанести ему вред. Он хорошо сложен, ростом он ниже, чем самые высокие, но выше, чем люди среднего роста; его волосы светлые и немного вьются надо лбом, уши едва прикрыты ниспадающими волосами, так как брадобрей из уважения к чести империи периодически подстригает ему волосы на голове и бакенбарды. Его взгляд острый и пронзительный, нос красивый, борода рыжая, губы тонкие, и широкие уголки губ не увеличивают их, а его общий вид приветливый и бодрый. Прекрасный ряд зубов напоминает белый снег. Кожа на горле и на не толстой, но достаточно мошной шее молочно-белого цвета и иногда покрывается юношеским румянцем; это происходит по большей части не от гнева, а от стеснительности. Плечи несколько высоко посажены, в коротких чреслах чувствуется сила, бедра на сильных икрах выглядят благообразно и достойно мужчины. Походка его твердая и размеренная, голос звучный и все телосложение мужественное. Благодаря такому внешнему облику он внушает уважение и почтение как стоя, так и сидя. У него хорошее здоровье, лишь иногда он страдает кратковременной лихорадкой^[87]. Он любит войны, но только затем, чтобы потом добиться мира; сам он в делах основателен, в совете в высшей степени рассудителен, благосклонен к просителям и снисходителен к ищущим милости. О его повседневных занятиях, кроме тех, что протекают в доме, следует сказать следующее: ранним утром один или с совсем небольшой свитой он посещает всеобщую молитву в базилике или своего священника. ‹…› Он настолько уважает богослужения, что те часы, когда молятся богу, почитает приличествующим молчанием, и в это время никто не отваживается тревожить его каким-либо делом. Когда же он после молебна или мессы прикладывается к святым мощам, то посвящает остаток утра делам управления. Когда же он отправляется на охоту, то никому не уступает в искусстве обучать, испытывать и пользовать лошадей, собак, соколов и подобных им птиц^[88]. Во время охоты он сам натягивает лук ‹…› Какую цель ему выберешь, туда он и попадет. При приеме гостей господствует следующий обычай: королевский достаток, но так, чтобы не могли пожаловаться ни умеренность на чрезмерное изобилие, ни голод на скаредность. При играх он оставляет в стороне королевскую серьезность, и его темперамент таков, что надменность не несет угрозы, а строгость не доходит до кровожадности. Своим домашним он не грозит, когда обращается к ним, не пренебрегает их советом и при обнаружении преступления не увлекается преследованием преступников. Писания и деяния старых королей он ревностно исследует. Подаяние бедным он раздает собственноручно, десятину из своих доходов он, имея искреннее чувство веры, жертвует церквам и монастырям^[89]. Своим родным языком он владеет очень хорошо, но по-латыни лучше понимает, чем говорит. Он одевается по обычаю своего отечества, не расточительно, не роскошно, но и не слишком просто… Хотя он столь многого достиг в расширении Империи и постоянно посвящал себя этим занятиям, он во многих местах начал многочисленные постройки, служащие к украшению и к благу Империи, и некоторые закончил, но большую часть забот он обращал на благочестие»^[90].

Выразительно и кратко, с некоторым пафосом, но в высшей степени живо представлен яркий образ Штауфена историографом из Лоди Ачербо Мореной, который, как и Рагевин, мог почерпнуть свои знания из непосредственного знакомства с государем^[91]:

«Император происходил из знатнейшего рода; он был среднего роста, красивой внешности и хорошего сложения; его светлое лицо имело розоватый оттенок, его волосы были светлыми и вьющимися; его лицо выражало радость, и все время казалось, что он хочет улыбнуться; у него были белые зубы, очень красивые руки, изящный рот; в высшей степени воинственный, бешеный в гневе, смелый и неустрашимый, проворный и красноречивый; щедрый, но не расточительный; заботливый и предусмотрительный в совете; быстро ухватывающий смысл и очень мудрый; по отношению к друзьям и доброжелателям любезный и благосклонный, но страшный и нетерпимый к врагам; он чтил правосудие и любил закон, боялся Бога и был готов подать милостыню; одаренный необыкновенной удачей, почти всеми любимый; природа ни в чем не ошиблась, создавая его, кроме того, что сделала его смертным, и с незапамятных времен ни один император не мог с ним сравниться».