Фредерик Дуглас «Жил-был раб…» - [26]

В конце концов констебли одолели Генри. И когда он лежал на земле, весь в крови, со скрученными назад руками, Фредерик и Джон при всей своей беспомощности почувствовали стыд за то, что не сопротивлялись, как он. Джон плакал от горечи и бессильной ярости. Фредерик стоял неподвижно, ему было мучительно больно дышать. Миссис Фрилэнд, сама в слезах, пыталась утешить Джона:

— Не плачь, Джонни. Я знаю, что все это ошибка. Мы все уладим. Мы вызволим и тебя и Генри!

Констебли забрали и Сэнди, черная физиономия которого оставалась бесстрастной и непроницаемой. И тогда владелец табачной плантации сказал:

— А не поискать ли нам пропуска, которые написал для них, как нам известно, негр капитана Олда?

Фрилэнд настойчиво и громко потребовал, чтобы всех арестованных немедленно отвели в тюрьму и подробно допросили. Выходка матери совершенно лишила его присутствия духа, в чем он безмолвно признался самому себе. Фрилэнд хотел лишь одного: покончить с этой историей, ничего больше не видеть и не слышать.

Когда, надежно связанные, четверо негров были готовы к отправке в Сент-Микэлс, во двор снова вышла старая хозяйка с полными руками пышек, которые она поделила между Генри и Джоном, обойдя Сэнди и Фредерика. Направившись было к дому, она остановилась и потрясла костлявым пальцем в сторону Фредерика.

— Это все ты! Ты, желтый дьяволенок! — крикнула она юноше. — Это ты подбил их на бегство, ты замутил им головы! Джон и Генри — хорошие слуги! Это твоя работа! Твоя, долговязый желтый дьявол!

Фредерик окинул ее таким взглядом, что старуха испуганно и злобно вскрикнула и поспешила в дом, захлопнув дверь.

Констебли привязали негров к седлам длинными веревками. Теперь Фредерик узнал две черные фигуры, которые раньше заметил издали. Это был Хэнди, а с ним — паренек, принадлежавший мистеру Гамильтону.

Сегодня утром Хэнди ускользнул с плантации, чтобы запрятать их запасы продовольствия возле лодки. Гамильтоновский паренек, видно, оказался поблизости. Может, Хэнди попросил его помочь. Наверно, так и случилось. Малец был избит. Рубашка висела на нем клочьями. Под испытующими взглядами белых ни один из негров не показал виду, что знает других. Они молча ждали; лошади беспокойно рыли копытами землю, песок и мелкий гравий сыпались неграм в лицо.

Фрилэнд вскочил, наконец, в седло, и Гамильтон, показав на Сэнди, спросил его:

— Это ваш негр?

— Нет, не мой. — Фрилэнд отрицательно покачал головой. — Я нанимаю его у некоего Грумса. Он живет в Истоне. — Фрилэнд сухо усмехнулся. — Очень не хочется терять хорошего плотника; такого у меня уже давно не было.

— Мне кажется, я где-то видел его, — Гамильтон пристально глядел на Сэнди. — По-моему, это его называют колдуном.

Фрилэнд лишь пожал плечами, поудобнее усаживаясь в седле. Гамильтон прибавил несколько зловеще:

— Потому советую не спускать с него глаз.

— Да неужто вы действительно верите в черную магию рабов? — насмешливо поддел его Фрилэнд.

Гамильтон, в свою очередь, пожал плечами, и процессия, возглавляемая нелюбезным хозяином, тронулась по аллее парка.

В господском доме Кэлеб трясущимися руками расправлял изношенные парчовые занавеси. Он чувствовал себя старым и никому не нужным. На втором этаже Сюзен пыталась заглушить рыдания, уткнувшись лицом в диванную подушку и не замечая, что тонкая полотняная наволочка уже вся мокра от слез. В хижинах не слышно было даже детского голоса — все боялись дышать.

В теплом воздухе чувствовалось приближение пасхи. Солнце ярко светило и грело землю. Рабы уже предвкушали праздничный отдых, и надсмотрщики были не так строги, как обычно. Опершись на мотыги, рабы смотрели, как едут по дороге пятеро белых всадников в низко надвинутых на лоб шляпах, с расстегнутыми воротниками, а позади в облаках пыли бегут привязанные негры. Головы их были обнажены, с грязных лиц струился пот; разбивая о камни босые ноги, дергаясь на длинной веревке, они едва поспевали за конями.

Фредерик, привязанный к седлу одной веревкой с Генри, изо всех сил тянул ее к себе, пытаясь хоть немного умерить бег коня. Он знал, какую муку терпит сейчас избитый Генри. Констебль, заметив попытку Фредерика, стегнул его хлыстом, после чего предпочел больше не обращать на черных внимания.

До истонской тюрьмы ехать было долго, день стоял знойный, и констебль не особенно спешил.

Теперь Генри удалось немного отдышаться. Старая хозяйка все-таки заставила констеблей высвободить одну его руку. В этой руке он все еще сжимал пышку. С благодарностью глядя на Фредерика, Генри спросил шепотом:

— Пропуск! Что мне делать с пропуском?

Фредерик ответил не колеблясь:

— Съешь его вместе с пышкой!

Генри сунул в рот скатанный бумажный шарик. Он долго и основательно жевал; потом, наконец, проглотил и ухмыльнулся, не обращая внимания на струйку крови, потекшую из его рассеченной губы.

Сэнди, бежавшему рядом с Джоном, был передан приказ:

— Проглоти пропуск! Ни в чем не признавайся. Мы ничего не знаем!

Пусть намерения их каким-то образом стали известны — вера друг в друга осталась непоколебимой. Кто-то сделал ошибку, но они твердо решили быть вместе, что бы ни случилось.