Франко - [45]

.

Двуличный Франко, каким он выглядит в воспоминаниях Асаньи, полностью соответствует тому, каким он видится в документе, написанном им в защиту своей речи при закрытии академии³². Асанья еще проявил снисходительность к Франко, уверенный, что сможет приручить его⁵¹. Похоже, он просчитался, решив, что Франко можно манипулировать, как его братом, к которому Асанья, хорошо знавший Рамона, испытывал неприязнь и презрение.

В начале мая Франко отказали в разрешении защищать Беренгера в трибунале. Но Высший совет армии (Consejo Supremo del Ejėrcito) вскоре отменил ордер на арест Беренгера, а Молу 3 июля постановил освободить Верховный трибунал (Tribunal Supremo). Тем не менее «дело об ответственности» продолжало оставаться предметом глубоких раздоров, и умеренные члены правительства, включая Асанью, хотели бы похоронить его. После ожесточенных дебатов 26 августа кортесы поручили «Комитету по ответственности» разобраться с политическими и административными нарушениями в Марокко, репрессиями в Каталонии в период с 1919-го по 1923 год, военным переворотом 1923 года, диктатурами Примо де Риверы и Беренгера и трибуналом над мятежниками из Хаки⁵². К возмущению Асаньи, который справедливо считал, что деятельность комитета наносит ущерб республике, несколько престарелых генералов из правительства Примо де Риверы в начале сентября оказались под арестом⁵³.

Враждебность части офицеров и сомнения многих из них по поводу правильности курса, взятого республикой, усилились в ходе обсуждения проекта новой конституции, проводившегося с середины августа до конца года. Статьи светского характера, особенно те, что были направлены на ослабление влияния Церкви на образование, вызвали истерическую реакцию на страницах правой прессы. Решимость республиканцев и социалистов, составлявших большинство в парламенте, провести эти статьи в жизнь привела к отставке двух видных членов кабинета. Это были консервативный премьер-министр Нисето Алкала Самора и министр внутренних дел Мигель Маура Гамасо. Асанья стал премьер-министром, оставаясь военным министром. Пресса правых подняла крик, что этим «само существование Испании поставлено под угрозу»⁵⁴.

Сообщения правой прессы об анархии в стране и апокалиптические предсказания о возможных последствиях реализации конституционных положений, а также неукротимая решимость левых республиканцев довести до конца «дело об ответственности» нагнетали напряженность в среде армейских офицеров. По мнению большинства из них, одни генералы, обвиняемые в мятеже, на самом деле в 1923 году лишь пытались остановить сползание страны к анархии, тогда как другие — Беренгер и Фернандес де Эредиа — были привлечены к суду именно за подавление мятежа в Хаке. О бывшем командующем Арагонским военным округом Фернандесе де Эредиа говорили как о человеке, поставившем подпись под смертными приговорами. Плакаты, книги и даже пьеса Рафаэля Альберти «Фер-мин Галан» воспевали «мучеников республики». Рамон Франко посвятил свою книгу «Мадрид под бомбами» (Madrid bajo las bombas) «мученикам свободы капитанам Галану и Гарсиа Эрнандесу, убитым в воскресенье 14 декабря 1930 года испанской реакцией, воплощенной в монархии Альфонса XIII и его правительстве под руководством генерала Дамасо Беренгера». Офицерский корпус, за исключением самых убежденных республиканцев, проявлял недовольство тем, что из Галана и Гарсиа Эрнандеса делают святых. Франко особенно возмущал тот факт, что в республике действуют двойные стандарты: с одной стороны, собираются пересматривать повышения офицеров, произведенные в 20-х годах, а с другой — насаждают неприкрытый фаворитизм по отношению к тем, кто помогал ее становлению. По иронии судьбы Рамон Франко оказался на посту генерального директора службы аэронавтики. Но брат Франко злоупотребил своей должностью и принял участие в заговоре анархистов против республики. Своего поста он лишился, а от тюрьмы его спасло только избрание депутатом парламента от Барселоны, а также поддержка коллег-масонов⁵⁵.

Когда «Комитет по ответственности» начал собирать показания для предстоящего суда над организаторами расправ над мятежниками из Хаки, Франко предстал перед ним 17 декабря 1931 года в качестве свидетеля. Ответы его были сухи и относились сугубо к существу дела. Он напомнил, что военно-процессуальный кодекс позволяет привести смертный приговор в исполнение сразу после судебного разбирательства без предварительного одобрения со стороны гражданских властей. Однако, когда его спросили, не хочет ли он что-либо добавить к этому заявлению, он стал решительно защищать военную юстицию как «юридическую и военную необходимость, поскольку преступления, военные по своей сути и совершенные военнослужащими, должны рассматриваться персоналом, специально подготовленным в военном отношении для этой миссии». А так как члены Комитета не имеют военного опыта, то они некомпетентны решать, что происходило в военном трибунале по делу о мятеже в Хаке.

Когда заседание продолжилось на другой день, Франко опроверг излюбленное утверждение республиканцев, заявив, что Галан и Гарсиа Эрнандес совершили воинское преступление. Поставив под сомнение посылку Комитета, что они подняли политическое восстание против незаконного режима, Франко заявил: «Обязавшись свято хранить оружие Нации и жизни граждан, в любое время и в любой ситуации преступно нам, людям, облаченным в военную форму, поднимать это оружие против Нации или против Государства, вручившего его нам. Армейская дисциплина, само существование армии и здоровье государства возлагают на нас, военных, горькую обязанность применять закон по всей его строгости»