Франко - [46]

. Хотя и обставленное оговорками об уважении к парламенту, заявление указывало на то, что Франко рассматривает защиту армией монархии в декабре 1930 года легитимной. Эта точка зрения шла вразрез с мнением тех, кто находился у власти в республике. Из заявления можно догадаться и о его отношении к канонизации мятежников из Хаки. Однако своими упоминаниями о подчинении республике Франко повторяет суть своего приказа по академии от 15 апреля в прощальной речи. Это можно трактовать как еще одно свидетельство того, что он, в противоположность горячим головам вроде Оргаса, был далек от выражения своего недовольства в форме активного противостояния властям. Что касается Беренгера и Фернандеса де Эредиа, то после долгого разбирательства Верховный трибунал в 1935 году признал обоих невиновными⁵⁷.

Заявления Франко о дисциплинированной лояльности не имели ничего общего с восторженной приверженностью режиму, которая могла бы вызвать к нему расположение властей. После того как была закрыта академия, поставлены под сомнение его повышения по службе и произошли волнения среди рабочих, получившие широкий отклик в правой прессе, Франко вряд ли мог относиться к республике иначе, как с подозрением и враждебностью. И неудивительно, что ему пришлось долго ждать, пока он получил новое назначение. Но зато это стало свидетельством его высоких профессиональных качеств и признания их Асаньей. Пятого февраля 1932 года его назначили командующим 15-й Галисийской пехотной бригадой (XV Brigada de Infanterfa Galicia) со штабом в JIa-Корунье, куда он и прибыл в конце месяца. Местная газета приветствовала его приезд под шапкой «Предводитель Легиона» и воздала хвалу не только его смелости и военному мастерству, но и «высоким достоинствам истинно благородного рыцаря». Франко снова взял Пакона в адъютанты. Он был рад оказаться в Ла-Корунье, рядом с матерью, которую навещал каждый выходной⁵⁸.

Уверенность Асаньи, что Франко теперь у него в долгу, основана на том, что назначение Франко спасло его от увольнения в запас по мартовскому декрету 1932 года, согласно которому все офицеры, не получившие должности свыше полугода, автоматически отправлялись в отставку. Для Франко этот срок должен был закончиться всего через несколько дней, и месяцы ожидания, конечно, стоили ему немалых нервов. Асанья намеренно держал Франко в подвешенном состоянии в назидание за прощальную речь в академии; ему также очень хотелось сбить спесь с этого солдата, любимчика монархии⁵⁹. Предоставив Франко должность в Ла-Корунье, Асанья, кажется, посчитал, что Франко сделал для себя выводы из полученного урока и его можно теперь использовать для укрепления нового режима. Зная хорошо Рамона Франко, Асанья, видно, судил о старшем брате по младшему. Если это действительно было так, то он недооценивал степень обиды Франко. Вместо того чтобы проникнуться благодарностью к военному министру, на что рассчитывал Асанья, Франко затаил на него злобу на всю жизнь.

Следующая их встреча состоялась через семь месяцев, а за это время произошел серьезный кризис в отношениях между гражданскими и военными. Кризис принял форму бунта военных и разразился в августе 1932 года, но его истоки брали начало в событиях конца 1931 года. Тогда во время всеобщей забастовки сельскохозяйственных рабочих области Эстремадура ее мирное течение было нарушено кровопролитием в результате действий гражданской гвардии. Инцидент произошел в городке Кастильбланко, который располагался в сердце засушливой местности, известной под названием Эстремадурской Сибири (Siberia extremena). Почти весь этот регион был поражен массовой безработицей. Накануне Нового года, 30-го и 31 декабря, рабочие Кастильбланко вышли на мирные демонстрации. Когда они уже собрались расходиться по домам, перепуганный алкальд велел четырем местным гражданским гвардейцам разогнать толпу. Произошла потасовка, гвардейцы открыли огонь, убив одного и ранив двух человек. В ответ демонстранты набросились на четверых гвардейцев с камнями и ножами. Все были убиты⁶⁰. В правой прессе поднялась волна обвинений в адрес правительства республиканцев и социалистов, возглавляемого Асаньей, в том, что оно натравило рабочих на гражданскую гвардию. Командующий гражданской гвардией Санхурхо совершил поездку в Кастильбланко и возложил ответственность за вспышку насилия на крайне левую депутатку от провинции Бадахос Маргариту Нелкен. Проведя весьма примечательную параллель между рабочими и марокканцами, он заявил, что даже в Монте-Арруит он не видал таких зверств. Он также потребовал оправдания действий гражданской гвардии⁶¹. Эти события еще более укрепили убеждения военных, что республика олицетворяет беспорядок и анархию. Никакая другая проблема так ясно не указывала на социальную пропасть, которая разделила Испанию. Правые на все лады восхваляли гражданскую гвардию, считая ее хранительницей общественного порядка, левые же считали ее жестокой и безответственной оккупационной армией, стоящей на службе у правых.

Не успела страна пережить ужас Кастильбланко, как случилась еще одна трагедия. В городке Арнедо провинции Логроньо в северной Кастилии было уволено несколько рабочих местной обувной фабрики за членство во Всеобщем союзе трудящихся, профсоюзной организации социалистической направленности. Во время митинга протеста гражданская гвардия без видимой причины открыла огонь, убив четырех женщин, ребенка и одного рабочего, а также ранив тридцать человек, из которых несколько человек позже умерли. В свете высказываний генерала Санхурхо после событий в Кастильбланко трудно было рассматривать инцидент иначе, как акт мести