Франкенштейн в Багдаде - [15]
Махмуд переступил порог роскошного кабинета ас-Саиди. Тот одной рукой держал пульт и переключал каналы на огромной панели, закрепленной на стене, а пальцами другой, поднятой высоко вверх, словно ручку, сжимал толстую тлеющую сигару. Шеф спросил у него, что удалось сделать за утро, потом напомнил про серию эссе, о сдаче которых в тираж шла речь на днях, и выложил перед собой на стол высокую стопку бумаг. Он хлопнул по ней рукой, пролистнул и посмотрел на Махмуда:
– Вот сколько твои коллеги написали за месяц!.. Но, не будем кривить душой, это все не годится для печати.
Он закурил, глубоко затянулся и с наслаждением выдохнул густой дым. Махмуд уже начинал нервничать. Похоже, шеф собирался сообщить нечто важное.
– Уволю Зейда Муршида, Аднана аль-Анвара и эту тощую швабру… Мейсу… Своему приятелю Фариду скажи, чтоб за ум взялся… Пишет он сносно, но не выкладывается здесь по полной.
– Что я могу с ним сделать?.. Я думал, вы с ним на дружеской ноге.
– Не хочу с ним связываться… Он тот еще спорщик, перечить мне станет, дай только повод… Лучше б все силы отдавал работе… Намекни ему сам, как сумеешь… Прямо не надо говорить.
Махмуд тут же попытался представить, как он мог бы сделать Фариду намек, но у него ничего не вышло, и он молча уставился на ас-Саиди, который внимательно следил за телевизионной картинкой.
– Вот еще что, дружище… Ты, как я вижу, в поте лица трудишься…
Этого Махмуд никак не ожидал. Он был крайне удивлен после всех упреков и выговоров услышать такое от ас-Саиди. Для него самого не новость, конечно, но чтобы шеф оценил! Похоже, главный сменил гнев на милость.
Сигара в руке у ас-Саиди потухла, он смял ее в большой керамической пепельнице и взглянул на часы. Махмуд догадывался: Наваль аль-Вазир должна была появиться к этому времени, но не пришла. Он вспомнил о гнусных предположениях Фарида Шаввафа. Молчание затянулось. Но это было в стиле ас-Саиди – тот любил выдержать театральную паузу, придавая таким образом значимости собственным словам.
– Ты напористый… С завтрашнего дня приступаешь к работе в должности ведущего редактора журнала «аль-Хакыка»!
Все трое сидели напротив него за деревянным столом, накрытым красной скатертью и непромокаемой пленкой. Перед каждым стояла банка «Хайнекена», стеклянная кружка и тарелка с жареным арахисом. Себе Махмуд заказал содовую. Им так и не удалось уговорить его хотя бы на одно пиво. Махмуда так и подмывало рассказать им. Он разглядывал их смеющиеся лица: Зейд Муршид, Аднан аль-Анвар и Фарид Шавваф. Насчет первых двух ас-Саиди уже все решил, да и третьего могли скоро выгнать из журнала – его судьба висела на волоске. Что касается самого Махмуда, то он стал вторым лицом в редакции. Как им сказать об этом потактичнее, чтобы они сгоряча не перевернули на него стол? Сообщить о решении ас-Саиди сейчас, прежде чем они напьются и потеряют над собой контроль? Или подождать, пока расслабятся и смогут выдержать удар? А может, ему тоже выпить для храбрости и ошарашить эту троицу плохими новостями? Махмуд никак не мог выбрать и в конце концов отложил разговор до завтра.
Они дурачились, Фарид Шавваф был особенно весел, время от времени мечтательно задумываясь о чем-то своем. В последние дни он дописывал сборник удивительных историй из жизни современного Ирака.
«Жаль, что не успеешь закончить книжку, друг… Потом не до этого будет!» – подумал про себя Махмуд, слушая воодушевленную речь Фарида о том, как важно эти фантастические, но действительно имевшие место случаи описать и сохранить для потомков, иначе весь этот интереснейший материал пропадет.
– А почему бы тебе не вести колонку в нашем журнале? – спросил Махмуд. – Страничка пользовалась бы успехом.
– Что?! В журнале? Прочитали, выбросили и забыли? Я говорю о книге!
– Одно другому не мешает. Сначала мог бы опубликовать их в журнале, потом выпустить книгой.
– Нет, не то… Надо сразу настраиваться на большой формат.
– Ну хорошо, тогда издавай сначала книгу, после напечатаем по частям у нас.
Зейд Мурщид и Аднан аль-Анвар переглянулись и громко расхохотались. Фарид же от обиды завопил:
– Да идите вы со своим журналом! Нужен он мне!
Интерес у Махмуда к этой теме мгновенно испарился… В заведении царил полумрак. В задымленном зале не протиснуться, полно молодых людей, еще больше мужчин в возрасте, с животами, усами и блестящими залысинами, почти все они, как узнал потом Махмуд, приехали из пригородов Багдада, а кто-то даже издалека. Все прелести подпольного бара без лицензии, скрываемого за вывеской обычного кафе. Убогое место, однако часто посещаемое Фаридом Шаввафом и компанией.
Друзья вышли слегка навеселе, то и дело отпуская шутки по поводу содовой, которой ограничился сегодня Махмуд, и вразвалку направились к площади. Оттуда Фарид Шавваф собирался взять такси до аль-Каррады, где снимал квартиру, а Зейд Муршид и Аднан аль-Анвар на другой машине планировали поехать в Баб-аш-Шарки.
Грязно-серый оттенок неба предвещал скорый закат. Они встали на площади аль-Фирдаус со стороны, противоположной гостинице «Новотель», и посмотрели налево, где парковались машины. Фарид без умолку трещал о своей книге, вместо того чтобы перейти дорогу и проголосовать. Но если бы в ту секунду он оказался на другой стороне, то нашел бы верную смерть. Там как раз разворачивался, чтобы на полной скорости устремиться к металлическим воротам гостиницы, оранжевый мусоровоз, груженный десятками килограммов динамита, способными произвести такой чудовищный взрыв, который эти четверо за всю свою жизнь не видели.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Ближайшее будущее. Льды Арктики растаяли. Туристический бизнес открывает новые горизонты, и для желающих достичь ранее недоступные места запускаются новые экспедиции. Пассажиры круизного лайнера мечтают увидеть белого медведя, а вместо него им придется найти еще нечто более удивительное – мертвое тело во льду. Кто этот человек? Был ли он жертвой незнакомцев или самых близких людей, безжалостно его предавших? Вместе со льдом растают и коварные тайны прошлого.
В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.
Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?