Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - [48]
Когда в 1715 г. в Петербурге появляется Сент-Илер, он, судя по всему, представляется Шлейницу вполне удачной партией для его немолодой уже по стандартам той эпохи родственницы. В дальнейшем Шлейниц активно использует француза как партнера по международным интригам. И наоборот, насколько можно судить, увольнение Сент-Илера с поста директора Морской академии само по себе никак не повлияло на положение его свойственника: более того, как мы видели, Шлейниц пытался заступаться за него через Шафирова. Во всяком случае, сам Шлейниц в 1717-1718 гг. упоминается в переписке как вполне доверенный дипломат и даже получает назначение послом в Париж{266}. Как сообщал весной 1718 г. Лави, оно стало результатом «смертельной ненависти» между кн. Б.И. Куракиным и Шафировым: на этот престижный пост претендовал сам Куракин, но Шафирову удалось провести вместо него Шлейница. Последний описывается как «креатура и личный друг» Шафирова — впрочем, обо всем этом Лави знает со слов самого Шлейница{267}.
В начале 1719 года, однако, именно вице-канцлеру Шафирову поступает из Франции донос от нового информатора, где связи Шлейница с Сент-Илером уже представляются как компрометирующее обстоятельство. Информатор этот появился у российского правительства летом 1717 г.: вероятно, его взял на службу во время поездки в Париж сам Петр. В присяге, подписанной в Париже в июне 1717 г., этот француз, именующийся «шевалье де Гийе» (de Guiller), пред богом и святым Евангелием клянется «в верности Его царскому величеству», обещает держать порученные ему дела в тайне и точно выполнять полученные приказы «в качестве агента во Франции»{268}. Уже в сентябре того же года он направляет Шафирову и одновременно Макарову сообщение, призванное продемонстрировать его рвение на царской службе: оказывается, он наконец-то обнаружил некоего человека, представившего при французском дворе проект введения нового налога, «Cens Royal». Проект этот был представлен регенту герцогу Орлеанскому: предложение прожектера было «опробовано, исследовано, найдено изрядным и одобрено». Теперь новый царский агент представляет его вниманию Петра под названием «Cens Imperial ou Domenial»{269}. При ближайшем рассмотрении видно, что речь идет о документе, который уже давно известен в российской историографии и в котором, по оценке Е.В. Анисимова, «наиболее последовательно [излагается] идея податной реформы, сопряженной с заменой подворного принципа подушным» {270}. Проект этот, как мы теперь понимаем, был известен историкам как раз по той копии, которая была направлена агентом Макарову и отложилась в бумагах Кабинета{271}. Он долгое время считался анонимным, однако, как показал Е.В. Анисимов по копии из бумаг Кабинета и как это видно и из посланного Шафирову текста, автором проекта являлся человек по фамилии Фурнье (Fournier). Хотя в документе излагаются лишь самые общие принципы реформы, агент обещает прислать более развернутый вариант, если высказанные здесь идеи заинтересуют царя.
Итак, француз Гийе приносит присягу в качестве российского агента во Франции — при том что Сент-Илер надеялся стать русским консулом в этой стране; он вступает в эту должность в Париже как раз летом 1717 г., когда Сент-Илер перебирается из Санкт-Петербурга во французскую столицу; он поставляет царю проекты реформ, основанные на французских образцах. Даже фамилия его отличается от фамилии нашего авантюриста всего на несколько букв. Новый агент кажется похожим на мнимого барона до степени смешения. Не еще ли это одна реинкарнация самого Сент-Илера? Если бы это было так, то оказалось бы, что наш авантюрист приложил руку еще и к важнейшей фискальной реформе петровского царствования. Увы, версию эту приходится отклонить: дело в том, что в интересующем нас доносе на Шлейница, поступившем в Россию в феврале 1719 г. (документ 58){272}, содержится самая неблагоприятная информация и о самом Сент-Илере. Здесь сообщаются основные уже известные нам факты его биографии (в том числе, что его настоящее имя Аллер), а также некоторые новые подробности о его прошлом; называются и свидетели, в том числе консул Обер и один испанский капитан, которые могут все это подтвердить. Среди прочего упоминаются и «наглые речи, которые он вел по своем приезде в Париж о Российской империи, ее правительстве и подданных» и которые «заслуживают суровейшего наказания».
«Этого Сент-Илера арестовали бы во время его последней поездки в Париж, если бы его сиятельство барон фон Шлейниц не заставил его спешно уехать», — уверяет агент.
Основной же пафос доноса направлен против другого интереснейшего персонажа той эпохи, а именно шевалье де Бертона, которого (как это упоминал и Сент-Илер в беседах с Лави предыдущей осенью) предполагалось направить в Россию в качестве дипломатического представителя. Луи Франсуа де Бертон, один из придворных служителей относительно невысокого ранга (Maître d’hotel du Roy), заведовал обслуживанием и питанием царя и его свиты в Париже. Примечательно, что такой пристрастный комментатор, как герцог де Сен-Симон, в своих известных мемуарах описывает его весьма положительно: Вертон-де «был весьма неглуп: принадлежал к неплохому обществу, знал толк в хорошей еде и был любителем игры; он организовал в таком порядке услужение царю и сумел так вести себя, что царь проникся к нему исключительной приязнью, равно как и вся его свита»
