Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - [37]

Шрифт
Интервал

. По сведениям Кампредона, однако, к этому времени королю Фредрику уже известно, что адмирал Норрис не собирается действовать наступательно — и что он считает «Сент-Илера мечтателем (visionaire) и его проекты химерами»{200}. Из этой формулировки, впрочем, непонятно, в какой степени Фредрик разделяет эту оценку, — или же негативное отношение Норриса к Сент-Илеру воспринимается королем лишь как отговорка со стороны не желающих воевать с Россией англичан.

Возможно, впрочем, что позиции Сент-Илера были дополнительно подорваны неприятной для него встречей, которая произошла 1 июня. Формально англичане оставались нейтральной державой, поэтому, когда эскадра подошла к Ревелю, на борт английского корабля поднялся российский капитан-поручик Барш — и узнал среди присутствующих «француза барона, которой был в С.-Петербурге при академии». Офицер докладывал своему начальству, что барон, по словам англичан, состоял «в службе шведской, а в какой подлинно, [он, Барш] уведомиться не мог». Тем не менее, как сообщили английские офицеры, Сент-Илер «объявлял [шведам], что будто [он российские] крепости и гавани все знает и чертежи делает, из которых он, капитан-поручик, видел чертеж кое около Котлина острова». Авантюрист рассказывал, разумеется, англичанам и о своей службе в России, «что был в нашем флоте шаутбенахтом и академию в Петербурге привел в совершенство, и будто женился в доме кронприцессы на знатной персоне». Как мы знаем, Сент-Илер действительно имел адмиральский чин, действительно женился на фрейлине кронпринцессы и действительно руководил (успешно или нет — другой вопрос) Морской академией; в своем донесении Барш и сам пишет, что француз состоял в Санкт-Петербурге «при академии». Однако когда его стали расспрашивать англичане, бдительный офицер все напрочь отрицал: «Он им объявил, что [Сент-Илер] шаутбенахтом не бывал и академии в совершенство не приваживал». В глазах Барша, переход высокопоставленного эксперта на службу к шведам был бы, видимо, ударом по престижу российской державы. Поэтому моряк горд, что сумел скомпрометировать перебежчика: «Англичане больше поставили ему, французу, в дурость и в смех»{201}.

В самом деле, после событий 1 июня акции Сент-Илера стремительно падают. Как сообщает Обри де ла Мотре, предложенный Сент-Илером проект нападения на Ревель сначала понравился адмиралу Вахтмейстеру, «но, по отзывам людей понимающих в морских делах, этот проект погубил бы шведский флот в гавани Ревеля, вместо того чтобы сжечь московитский». Адмирал Норрис и его шведский коллега Спарре сами совершили рекогносцировку и сочли план непрактичным, «после этого некоторые стали говорить, что прожектер — один из царских шпионов». Впрочем, де ла Мотре поясняет, что подозрения эти возникли уже после того, как шведское адмиралтейство отвергло проект барона: не сумев продать королю свои услуги по уничтожению Санкт-Петербурга и русского флота, Сент-Илер занялся торговлей другого рода. Оказывается, он продал в Стокгольме груз бургундского и шампанского, с которым прибыл из Петербурга, и после этого-то шведские торговцы вином, «возможно из зависти», и стали называть его царским агентом: известно ведь, что в России государь «является единственным купцом, забирая на себя все товары и назначая факторов для их продажи»{202}. Имеется в виду, что, по мнению стокгольмских купцов, Сент-Илер в военное время не мог прибыть с товарами из России в Швецию иначе как по поручению Петра.

И в самом деле, в последнем из имеющихся у нас писем Сент-Илера королю Фредрику он действительно упоминает привезенное им с собой в Швецию имущество «на 15-20 тысяч экю». Здесь же он оправдывается в связи с появившимися слухами, будто бы он намеревался погубить объединенный англо-шведский флот у Котлина. Сент-Илер хвалится тем, «сколь много я способствовал устроению флота царя и сколь полезна ему Морская академия, которую я сам для него основал», и повторяет версию своей женитьбы, согласно которой именно царь, «чтобы укрепить меня на своей службе <...> женил меня на девице Арним». Он сообщает даже, что «ни за что бы ни покинул его службу, если бы этот государь и его подданные отличались меньшей жестокостью и большей человечностью»: это фраза, видимо, представляет собой отзвук не только общеевропейских стереотипов о жестокости русских нравов, но и вполне конкретного обещания побить француза палками, данного ему Меншиковым. Под конец, как и за три года до того в письме Апраксину, Сент-Илер намекает, что хотел бы остаться на службе короля: «Прошу Ваше величество милостиво сообщить мне, чего Он от меня ожидает, и желает ли Он, дабы я остался здесь в ожидании Его решения, для какого дела меня употребить» (документ 64){203}.

Итак, Сент-Илер вроде бы в очередной раз посрамлен и дискредитирован, более того, молва приписывает ему шпионаж в пользу неприятеля. Тем не менее, как он и обещал шведскому королю, авантюрист остается в Стокгольме. К началу августа кн. Б.И. Куракин в Гааге узнает по своим каналам, что «барон Сентилер ныне в Стекгхольме со многими проекты при дворе швецком находится, но ежели то правда знать заподлинно не могу»


Рекомендуем почитать
Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в.

В монографии на основе совокупности русских и иностранных источников исследуется одно из основных направлений внешней политики России в период, когда происходило объединение русских земель и было создано единое Русское государство, — прибалтийская политика России. Показаны борьба русского народа с экспансией Ливонского ордена, сношения Новгорода, Пскова, а затем Русского государства с их основным торговым контрагентом на Западе — Ганзейским союзом, усиление международных позиций России в результате создания единого государства.


Гражданская война в России XVII в.

Книга посвящена одной из самых драматических страниц русской истории — «Смутному времени», противоборству различных групп служилых людей, и прежде всего казачества и дворянства. Исследуются организация и требования казаков, ход крупнейших казацких выступлений, политика правительства по отношению к казачеству, формируется новая концепция «Смуты». Для специалистов-историков и широкого круга читателей.


Аксум

Аксумское царство занимает почетное место в истории Африки. Оно является четвертым по времени, после Напаты, Мероэ и древнейшего Эфиопского царства, государством Тропической Африки. Еще в V–IV вв. до н. э. в Северной Эфиопии существовало государственное объединение, подчинившее себе сабейские колонии. Возможно, оно не было единственным. Кроме того, колонии сабейских мукаррибов и греко-египетских Птолемеев представляли собой гнезда иностранной государственности; они исчезли задолго до появления во II в. н. э. Аксумского царства.


Из истории гуситского революционного движения

В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.


«Железный поток» в военном изложении

Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.


Папство и Русь в X–XV веках

В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.


«Сибирские заметки» чиновника и сочинителя Ипполита Канарского в обработке М. Владимирского

В новой книге из серии «Новые источники по истории России. Rossica Inedita» публикуются «Сибирские заметки» Ипполита Канарского, представляющие собой написанные в жанре литературного сочинения эпохи сентиментализма воспоминания автора о его службе в Иркутской губернии в 1811–1813 гг. Воспоминания содержат как ценные черты чиновничьего быта, так и описания этнографического характера. В них реальные события в биографии автора – чиновника средней руки, близкого к масонским кругам, – соседствуют с вымышленными, что придает «Сибирским заметкам» характер литературной мистификации. Книга адресована историкам и культурологам, а также широкому кругу читателей.


Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

В издании впервые вводятся в научный оборот частные письма публичных женщин середины XIX в. известным русским критикам и публицистам Н.А. Добролюбову, Н.Г. Чернышевскому и другим. Основной массив сохранившихся в архивах Москвы, Петербурга и Тарту документов на русском, немецком и французском языках принадлежит перу возлюбленных Н.А. Добролюбова – петербургской публичной женщине Терезе Карловне Грюнвальд и парижанке Эмилии Телье. Также в книге представлены единичные письма других петербургских и парижских женщин, зарабатывавших на хлеб проституцией.