Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - [35]
Впрочем, из этой же переписки мы в очередной раз видим, и как уплотняются информационные сети, как функционируют каналы сбора и передачи сведений, затрудняя деятельность авантюриста. Получив из Лондона поступившие из Парижа сведения, лорд Полварт обратился за справками о бароне в Санкт-Петербург, к находившемуся там британскому министру-резиденту Джеймсу Джеффрейсу{186}. Ответ последнего был самым нелестным для барона: Сент-Илер был отрекомендован как человек «с головой полной червей и прожектов (head filled with maggots and projects)», который не добился в России ничего, кроме посмеяния, и решил вернуться во Францию. К настоящему моменту, впрочем, он, по сведениям Джеффрейса, уже некоторое время как обретался в Кенигсберге{187}. В практическом смысле, однако, все это не имело уже ровно никакого значения, так как еще в декабре 1718 г. Карл XII погиб на поле боя, что положило конец всяким надеждам на заключение антибританского альянса.
На Балтике
Добрался ли Сент-Илер действительно в январе 1719 г. до Копенгагена, непонятно. В донесениях российского посла в Дании кн. В.Л. Долгорукова слышны отзвуки тех международных интриг и авантюр, которые послужили фоном для этого предприятия барона. «Ганноверской министр, которой при здешнем дворе, сказал некоторым его друзьям, будто переведены в Галандию два миллиона ефимков, которые король гишпанской послал в помощь королю швецкому умершему», — сообщает посол 10 января. Тут же приводится и известие о разгроме французской разведывательной сети в Дании: «Недавно взяты здесь несколько французов за арест, вчера взят один каталицкой поп, причины того таят, однако как слышно что те французы были здесь якобы шпионы и содержали корреспонденцию, а тот поп давал им деньги». И в том и в другом случае речь идет о слухах, подтвердить которые невозможно: «А правда ль то, подлинной ведомости здесь никто не имеет»{188}. Сент-Илер, однако, в этих слухах никак не фигурирует: да и в самом деле, после смерти Карла XII его предполагаемая миссия в Дании теряла всякий смысл.
Именно в этот момент авантюрист и составляет свой обращенный к французскому правительству меморандум (документ 6о): описываемые в нем события обрываются как раз на его вторичном отъезде из России где-то в конце 1718 г.{189} В январе 1719 г. Дюбуа обещал британскому послу арестовать Сент-Илера, если он появится во Франции{190}, и теперь авантюрист решительно отрицает слухи о своей причастности к испанской интриге и объявляет их злостной клеветой со стороны своих врагов. Сент-Илер уверяет, что именно она и принудила его вернуться во Францию — и представить властям цитируемый меморандум. Как объясняет авантюрист, на протяжении многих лет он «рисковал своей жизнью и пожертвовал свои лучшие дни ради службы королю», не ожидая за это никакой награды. Теперь он также лишь стремился сообщить королевскому правительству о своей «непоколебимой верности», а также о тех услугах, которые он может оказать французской короне в Германии, Пруссии и России, в том числе благодаря своим знакомствам и связям с лучшими семьями этих стран, приобретенным в результате женитьбы на фрейлине фон Арним. Иными словами, Сент-Илер предлагает себя французскому правительству в качестве тайного агента — и умоляет хранить это предложение в тайне от своей жены и ее дяди Шлейница. Последний-то, конечно, потенциально и должен был представлять главный интерес для французской разведки; по сути, авантюрист предполагал торговать секретами своего свойственника.
После этого мы на некоторое время теряем след Сент-Илера, и в следующий раз он обнаруживается в наших источниках более года спустя. Весной 1720 г. другой французский авантюрист, Обри де ла Мотре, упоминает в своих записках о появлении барона в Стокгольме{191}. Дворянин-гугенот де ла Мотре и сам, подобно Сент-Илеру, объехал в поисках фортуны всю Европу — а также и Малую Азию. Тем примечательнее, что он прямо связывает Сент-Илера с прожектами и прожектерством: по его сообщению, барон «оставил царскую службу в связи с проектом, похожим на проект сьера де Коюе (Cohuë)». В чем именно состоял проект этого Коюе, де ла Мотре рассказывает в своих записках несколько ранее, повествуя о событиях 1716 г. Оказывается, Коюе находился на русской службе (правда, обнаружить такого персонажа в российских источниках не удается), но затем покинул ее, сбежал к Карлу XII, который после полтавского поражения отсиживался тогда в оттоманских владениях, и предложил ему план уничтожения всего русского флота в гавани силами всего лишь нескольких шведских фрегатов. Королю план понравился: француз получил денежный подарок и ежегодную пенсию и был отправлен в Швецию с приказом Адмиралтейству оказывать ему всяческую помощь. Из замысла этого ничего не вышло: Коюе, конечно, объяснял провал отсутствием должной поддержки со стороны завистливых шведских чиновников. Тем не менее «в силу своей щедрости» Карл сохранил ему пенсию даже после этой неудачи. Де ла Мотре представляет болтливость как характерную черту этого авантюриста: «не дожидаясь с моей стороны каких бы то ни было вопросов или хотя бы признаков интереса к его делам», Коюе сообщил, что по королевскому приказу направляется вместе с бароном Гетцем в Голландию, чтобы купить там 4 военных корабля для шведского флота, — еще одна тема, которая сближает его историю с приключениями Сент-Илера
В монографии на основе совокупности русских и иностранных источников исследуется одно из основных направлений внешней политики России в период, когда происходило объединение русских земель и было создано единое Русское государство, — прибалтийская политика России. Показаны борьба русского народа с экспансией Ливонского ордена, сношения Новгорода, Пскова, а затем Русского государства с их основным торговым контрагентом на Западе — Ганзейским союзом, усиление международных позиций России в результате создания единого государства.
Книга посвящена одной из самых драматических страниц русской истории — «Смутному времени», противоборству различных групп служилых людей, и прежде всего казачества и дворянства. Исследуются организация и требования казаков, ход крупнейших казацких выступлений, политика правительства по отношению к казачеству, формируется новая концепция «Смуты». Для специалистов-историков и широкого круга читателей.
Аксумское царство занимает почетное место в истории Африки. Оно является четвертым по времени, после Напаты, Мероэ и древнейшего Эфиопского царства, государством Тропической Африки. Еще в V–IV вв. до н. э. в Северной Эфиопии существовало государственное объединение, подчинившее себе сабейские колонии. Возможно, оно не было единственным. Кроме того, колонии сабейских мукаррибов и греко-египетских Птолемеев представляли собой гнезда иностранной государственности; они исчезли задолго до появления во II в. н. э. Аксумского царства.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
В новой книге из серии «Новые источники по истории России. Rossica Inedita» публикуются «Сибирские заметки» Ипполита Канарского, представляющие собой написанные в жанре литературного сочинения эпохи сентиментализма воспоминания автора о его службе в Иркутской губернии в 1811–1813 гг. Воспоминания содержат как ценные черты чиновничьего быта, так и описания этнографического характера. В них реальные события в биографии автора – чиновника средней руки, близкого к масонским кругам, – соседствуют с вымышленными, что придает «Сибирским заметкам» характер литературной мистификации. Книга адресована историкам и культурологам, а также широкому кругу читателей.
В издании впервые вводятся в научный оборот частные письма публичных женщин середины XIX в. известным русским критикам и публицистам Н.А. Добролюбову, Н.Г. Чернышевскому и другим. Основной массив сохранившихся в архивах Москвы, Петербурга и Тарту документов на русском, немецком и французском языках принадлежит перу возлюбленных Н.А. Добролюбова – петербургской публичной женщине Терезе Карловне Грюнвальд и парижанке Эмилии Телье. Также в книге представлены единичные письма других петербургских и парижских женщин, зарабатывавших на хлеб проституцией.