Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - [30]

Шрифт
Интервал

. Однако уже в начале ноября Матвеев поминает какой-то произошедший там же с бароном неприятный инцидент: судя по всему, Меншиков в его присутствии Сент-Илера «за некоторые явныя <...> бесчинства прямою истинною словесно наказать <...> изволил».

В известном смысле исход схватки между графом и бароном был предрешен. Примечательно, однако, что, судя по его письмам, сам Матвеев выглядит не на шутку напуганным доносами со стороны Сент-Илера. Во всяком случае, он воспринимает ситуацию абсолютно серьезно: пишет многочисленные оправдательные письма; просит о содействии своих милостивцев и патронов Апраксина, Меншикова, Макарова; составляет целое досье, документирующее прегрешения соперника («всемерно выстерегая себя, понужден к вам, моему государю, писать, и при сем прилагаю копии с моего мемориалу под литерою А; с пунктов под литерою В; из доносу профессоров агличан под литерою С; ис челобитья навигатора на него ж, Сентилера, под литерою D»). Видно также, что он не на шутку уязвлен запальчивым требованием Сент-Илера предъявить отсутствующий у него царский указ о назначении Матвеева президентом: граф вынужден оправдываться, что «то <...> имя я не похитил, ибо мне из канцелярии Его царского величества то достоинство пишут, и ис того можете разсмотреть, что я то имя действительно содержу». Именно после этого он и начинает разоблачать самого барона: «И разве ваша совесть, может быть, обличает вас в каких поносных тех делех до фамилии вашей, какова бы она и несть <...> А естли вы диплом баронской от Его цесарского величества у себя не имеете, как сами в том же своем ко мне пишете и то признаете, в том не можете никого понуждать свой произвол себя тем чином величать, чего у вас в руках не бывало и нет. Об аглинском ж деле вашем нечего повторять, ибо до вас довольно я был сведом». Это последнее предложение, кстати, явно указывает на то, что Матвеев был действительно знаком с предыдущими похождениями Сент-Илера.

В итоге к концу 1716 г. оба соперника просят или освободить их от руководства академией, или предоставить им полную власть в учебном заведении. В январе 1717 г. Апраксин донес царю, что конфликт между Матвеевым и Сент-Илером достиг такого накала, что наносит урон академии: адмирал предложил или «развести» соперников (видимо, четко зафиксировав их полномочия и сферы ответственности), или прекратить двоевластие, уволив одного из них, — и ставку в этом случае предлагалось сделать на Матвеева{160}. К марту Петр одобрил это решение. Сент-Илер попытался отыграть назад и помириться с Матвеевым (документ 53 ){161}, но было поздно.

Из Санкт-Петербурга в Париж и обратно

Следующий этап своих приключений Сент-Илер описывает в меморандуме, адресованном французским властям в начале 1719 г. Авантюрист представляет дело таким образом, что царь чуть ли не принудил его жениться на племяннице барона Шлейница («le Czar lui fis epouser la nièce du Baron de Schleinitz»), но почему-то датирует свадьбу декабрем 1715 г. Свой отъезд из России он объясняет вовсе не увольнением с русской службы, а назначением Шлейница в посольство: Сент-Илер вместе с женой якобы последовали за ним во Францию, прибыв в Париж в декабре 1717 г. В Париже ему подвернулась возможность вступить в партнерство с некими купцами из Руана: речь шла об отправке двух французских торговых кораблей в Санкт-Петербург, дабы «привить им вкус к торговле и к Балтийскому морю» («pour les mettre dans le gout du commerce et de la mer Baltique»). Чтобы проследить на месте за продажей отправленных компаньонами товаров, барон в мае 1718 г. направился из Парижа назад в Санкт-Петербург. Однако по прибытии в русскую столицу, объясняет Сент-Илер, он обнаружил, что «его враги распространяют слухи, будто целью его путешествия являются переговоры с царем в пользу Испании»{162}.

В целом, эта траектория подтверждается другими источниками — но, разумеется, авантюрист опустил здесь целый ряд важных деталей. В марте 1717 г. Сент-Илер рассказывает Лави, что уволен из Морской академии и планирует теперь вернуться на свою прежнюю должность в Неаполе{163}. Учитывая его предыдущие похождения, следовало бы предположить, что это было совершенно невозможно. Однако еще в феврале 1717 г., когда о его увольнении было еще окончательно не известно, авантюрист отправляет Шлейницу пространное послание (документ 57) {164}, где оправдывается за свой конфликт с Матвеевым и одновременно упоминает письмо, «которое граф Стелла (Estella), министр римского императора, написал мне 2 июля прошлого года по особому повелению его августейшего господина» — и в котором якобы содержалось предложение поступить опять на цесарскую службу. Как мы помним, именно Стелла якобы помог Сент-Илеру выбраться из тюрьмы в Милане в 1713 г. Сейчас Сент-Илер, по его словам, уже отказался от предложения из Вены и теперь просил переслать соответствующее письмо Шафирову, чтобы Петр мог «еще лучше [видеть] мою откровенность и усердие, которое я питаю к Его авустейшей службе»: «не для того, чтобы уведомить его о том, что я могу получить службу в ином месте, а для того, чтобы показать ему, что я уже отказался от этого предложения ввиду обязательств, принятых мною перед Его царским величеством, для которого я хочу принести в жертву все, дабы явить ему свое усердие и свою привязанность». Вероятно, у авантюриста действительно были какие-то письменные свидетельства своих контактов в Вене, которые он использовал, чтобы придать себе веса в глазах русских, — но, как это часто бывало, проверить, чего на самом деле стоят эти контакты, его контрагентам было невозможно или крайне затруднительно. Возможно, Сент-Илеру действительно удалось в 1716 г. опять вступить в какие-то сношения с фаворитом Карла VI, и теперь авантюрист, как он это делал не раз, слишком вольно трактовал выражения общего характера, содержащиеся в полученном от императорского фаворита письме.


Рекомендуем почитать
Из истории гуситского революционного движения

В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.


«Железный поток» в военном изложении

Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.


Папство и Русь в X–XV веках

В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.


Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.)

Представленная монография затрагивает вопрос о месте в русско- и церковно-ордынских отношениях института киевских митрополитов, столь важного в обозначенный период. Очертив круг основных проблем, автор, на основе широкого спектра источников, заключил, что особые отношения с Ордой позволили институту киевских митрополитов стать полноценным и влиятельным участником в русско-ордынских отношениях и занять исключительное положение: между Русью и Ордой. Данное исследование представляет собой основание для постановки проблемы о степени включенности древнерусской знати в состав золотоордынских элит, окончательное разрешение которой, рано или поздно, позволит заявить о той мере вхождения русских земель в состав Золотой Орды, которая она действительно занимала.


На заре цивилизации. Африка в древнейшем мире

В книге исследуется ранняя история африканских цивилизаций и их место в истории человечества, прослеживаются культурно-исторические связи таких африканских цивилизаций, как египетская, карфагенская, киренская, мероитская, эфиопская и др., между собой, а также их взаимодействие — в рамках изучаемого периода (до эпохи эллинизма) — с мировой системой цивилизаций.


Олаус Магнус и его «История северных народов»

Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.


«Сибирские заметки» чиновника и сочинителя Ипполита Канарского в обработке М. Владимирского

В новой книге из серии «Новые источники по истории России. Rossica Inedita» публикуются «Сибирские заметки» Ипполита Канарского, представляющие собой написанные в жанре литературного сочинения эпохи сентиментализма воспоминания автора о его службе в Иркутской губернии в 1811–1813 гг. Воспоминания содержат как ценные черты чиновничьего быта, так и описания этнографического характера. В них реальные события в биографии автора – чиновника средней руки, близкого к масонским кругам, – соседствуют с вымышленными, что придает «Сибирским заметкам» характер литературной мистификации. Книга адресована историкам и культурологам, а также широкому кругу читателей.


Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

В издании впервые вводятся в научный оборот частные письма публичных женщин середины XIX в. известным русским критикам и публицистам Н.А. Добролюбову, Н.Г. Чернышевскому и другим. Основной массив сохранившихся в архивах Москвы, Петербурга и Тарту документов на русском, немецком и французском языках принадлежит перу возлюбленных Н.А. Добролюбова – петербургской публичной женщине Терезе Карловне Грюнвальд и парижанке Эмилии Телье. Также в книге представлены единичные письма других петербургских и парижских женщин, зарабатывавших на хлеб проституцией.