Французская революция: история и мифы - [17]
Характерно, что для каждой из трех классовых "ячеек" своей социологической схемы Н.М. Лукин взял сразу несколько французских эквивалентов. Однако даже их оказалось недостаточно, чтобы исчерпать все терминологическое богатство источников, и к каждому из "классов" автор по мере обращения к тем или иным источникам добавляет все новые категории населения, обозначаемые специфическими французскими терминами. Особенно много таких категорий попало в разряд "сельского пролетариата": «…Парцельное крестьянство (petits cultivateurs, ménagers) вынуждено было пополнять бюджет продажей своей рабочей силы в чужом хозяйстве. Именно оно поставляло главные кадры всякого рода деревенских поденщиков (journaliers, manouvriers), нанимавшихся в разгар полевых работ (moissoneurs, faucheurs, batteurs). Отсюда ещё один характерный термин, применявшийся к этой группе, — "рабочие-собственники" (manoavriers-propriétaires)». Помимо поденщиков, Н.М. Лукин отнес к сельскому пролетариату также "батраков" — domestiques, valets[105].
К сожалению, Н.М. Лукин практически никак не комментирует ни критерии, по которым указанные категории населения попали в ту или иную классовую "ячейку", ни соотношение между ними внутри каждой из "ячеек": что, например, общего у "земледельца" (cultivateur) и "пахаря" (laboureur) и в чем различия между ними? Между тем, эти критерии далеко не столь очевидны, чтобы можно было поверить автору на слово относительно правомерности подобной классификации. Возьмем, например, класс "сельской буржуазии". Судя по всему, решающее значение для того, чтобы отнести к нему ту или иную социальную группу, упомянутую в источниках, Н.М. Лукин придавал наличию в обозначающем её словосочетании прилагательных "зажиточный" (aisé), "богатый" (riche), "крупный" (gros). Оставляя за рамками вопрос об относительности подобных определений (представления о "зажиточности", к примеру, в областях "крупной культуры" и "мелкой культуры" могли существенно разниться)[106], заметим, что решающее значение для идентификации социального и правового статуса указанных категорий здесь имеют всё же обозначающие их существительные: "собственник" (propriétaire) или "арендатор" (fermier). А разница между этими правовыми состояниями была слишком велика[107], чтобы их автоматически можно было объединять под общей рубрикой, исходя лишь из общего определения "богатый". К тому же, слово fermier далеко не всегда означало собственно "фермера", а имело гораздо более широкий смысл арендатора вообще: при Старом порядке так, например, называли и откупщиков, то есть людей, берущих "в аренду" сбор налогов.
Кстати, учитывая широкий диапазон значений термина fermier, совершенно не понятны критерии причисления категории "бедных арендаторов" (pauvres fermiers) к "среднему крестьянству". В принципе под это понятие вполне мог попадать и крестьянин, не имеющий земельной собственности и арендующий под огород клочок соседских угодий, то есть скорее "бедняк", чем "середняк".
Не выглядит бесспорным и однозначное причисление "пахарей" (labotireurs) к "среднему крестьянству". Это весьма распространенное во Франции XVIII в. наименование тоже имело достаточно широкий диапазон значений, который отнюдь не сводился к смыслу русского термина "середняк". "Пахарями" могли, в частности, называть земледельцев в широком смысле слова, без какой-либо привязки к их имущественному статусу. Кстати, именно в таком значении термин laboureur употреблен в одном из документов, процитированных по-французски Н.М. Лукиным: там этим словом называют сельскохозяйственных рабочих, то есть, по классификации нашего автора, не "середняков", а "сельских пролетариев"[108].
Все то же самое можно сказать и о категории "земледельцев" (cultivateurs), также отнесенной Н.М. Лукиным к "среднему крестьянству". Применение этого термина было достаточно широким, и, как показывает сам автор, словом cultivateur в источниках порою называют крестьянина, "у которого нет ни лошадей, ни плуга" и который работает на поле соседа за право пользования его плугом[109].
Вызывает вопросы и наполнение Н.М. Лукиным последней из упомянутых им классовых ячеек. Здесь также к одному "классу" оказываются отнесены социальные категории, имеющие совершенно разный правовой статус: пусть хоть и мелкие, но собственники (manoeuvriers-propriétaires) и "слуги" (именно такой перевод точнее, чем "батраки", передает смысл понятий domestiques и valets). Если первые обладали всей полнотой гражданских прав, то вторые, напротив, и в революционной Франции были в правах существенно ограничены: в частности, закон о выборах Национального Конвента особо оговаривал, что "слуги" к таковым не допускаются.
Иными словами, даже в первом приближении, только на уровне терминов, можно видеть, насколько соответствовавшие им исторические реалии были сложнее и многограннее той жесткой социологической схемы, с помощью которой Н.М. Лукин пытался их интерпретировать. Причем, в своих рассуждениях он шел, прежде всего, от схемы, волевым порядком втискивая в её жесткие рамки весь фактический материал без какого-либо дополнительного обоснования.
Французская революция XVIII века уникальна тем, что ее опыт востребован и актуален вот уже более двух столетий. Она – точка отсчета и матрица для всех последующих революций, участники которых равнялись на нее, подражая ей или пытаясь ее превзойти. Неудивительно, что и в наши дни историки и социологи видят в ней идеальную модель для изучения динамики революций в целом и выявления их общих закономерностей, обращаются к ее опыту вновь и вновь, пытаясь понять, как происходят и как развиваются революции. Жившие два с лишним века тому назад люди в напудренных париках и камзолах были не так далеки от нас, как это может показаться на первый взгляд…
Запад и Восток, взаимное притяжение и взаимное отталкивание их культур – в книге А.В. Чудинова эта тема рассматривается на примере истории духовного становления и совместных странствий двух выдающихся политических деятелей Франции и России – Ж. Ромма (1750–1795) и П.А. Строганова (1772–1817). Учитель и ученик, они вместе провели одиннадцать лет, имели общий круг чтения и знакомств, вместе путешествовали по России и Западной Европе, изучая хозяйство, традиции, нравы разных народов и встречаясь с выдающимися представителями культуры Просвещения, вместе участвовали в событиях двух первых лет Французской революции XVIII в.
Как возникает великая держава и почему она погибает? В какой момент в фундаменте ее величественного здания возникают микроскопические трещины, которые, разрастаясь, в конце концов приводят к его обрушению? Как в головах жителей процветающей страны возникает та «разруха», что побуждает их ввергнуть свое государство в кровавый омут гражданской распри? Ответы на все эти вопросы дает история Старого порядка во Франции, начавшаяся с возникновения там абсолютной монархии и окончившаяся Французской революцией XVIII века.
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники исторической литературы, в которых отражена биография нашей страны от самых ее истоков. Это история приключений и дружбы-ненависти двух неординарных людей, каждый из которых оставил яркий след в истории своей страны. Граф Павел Александрович Строганов, добрый друг императора Александра I и талантливый военачальник, устоявший против самого Наполеона в битве при Краоне, получил в молодости весьма необычное образование.
Монография посвящена истории изучения в России Французской революции XVIII в. за последние полтора столетия — от первых опытов «русской школы» до новейших проектов, реализуемых под руководством самого автора книги. Структура работы многослойна и включает в себя 11 ранее опубликованных автором историографических статей, сопровождаемых пространными предисловиями, написанными специально для этой книги и объединяющими все тексты в единое целое. Особое внимание уделяется проблеме разрыва и преемственности в развитии отечественной традиции изучения французских революционных событий конца XVIII в. Книга предназначена читательской аудитории, интересующейся историей Франции.
Генерал, затеявший опасную и рискованную кампанию за тридевять земель от метрополии, в один прекрасный момент вдруг решил, что с него достаточно, и сбежал на родину, забыв, словно ненужную вещь, свою армию в далекой стране. Звали его Наполеон Бонапарт. И были у него потом новые победы и новая слава. А тем временем солдаты и офицеры забытой им в Египте Восточной армии продолжали в безвестности сражаться и умирать на выжженной солнцем африканской земле. Более того, армия оказалась забыта не только в Египте, но и в истории… Книга предназначена для всех, кого интересует история Франции, особенно для преподавателей, аспирантов и студентов исторических факультетов вузов.
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
Обзор русской истории написан не профессиональным историком, а писательницей Ниной Матвеевной Соротокиной (автором известной серии приключенческих исторических романов «Гардемарины»). Обзор русской истории охватывает период с VI века по 1918 год и написан в увлекательной манере. Авторский взгляд на ключевые моменты русской истории не всегда согласуется с концепцией других историков. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.