Французская рапсодия - [44]

– Что такое революция? Это смена одной касты другой кастой, притом смена кровопролитная. Революция происходит, когда все легальные способы, все мягкие подходы доказали свою несостоятельность. Вот что такое революция, и ничто иное. Слышу-слышу, дружок, что ты там лопочешь, тебе, дурачку, забили голову всякими глупостями про гуманизм, вот ты и хнычешь: «Ты что, Воган, с ума сошел? Откуда у бедных африканцев силы на революцию? Они же бедные и несчастные! А к нам сюда их гонит нищета!» Ха, нищета! Вот шутник! А ты слыхал, что они творят у себя дома, когда она деревня ополчится на другую? Ты видал, как они машут своими мачете? Тебе никто не объяснил, что они на твой гуманизм плевать хотели? Они отличные спортсмены, но только в двух видах: махании мачете и беге!

Воган расставил ноги пошире, чуть наклонился вбок и раскинул руки в знаменитом победном жесте олимпийского чемпиона Усэйна Болта, на что зал отозвался бурной овацией.

– Так что же? Почему они не восстанут против своих якобы диктаторов? Почему прутся к нам и устраивают тут бардак? Лучше бы навели порядок у себя дома! Что ты мне ответишь? Что мешает всем этим неграм свергнуть своих вождей, с потрохами продавшихся мировому капитализму?

Консультант по связям с общественностью болезненно скривился: в тексте речи, которую он сочинил, не было никаких «негров» – он использовал политкорректное «черные».

– Что ж они не возьмут власть, не засучат рукава и не начнут наконец что-нибудь создавать? Создавать, мать вашу! Строить города, дороги, мосты, как это делают все нормальные страны? Здесь, у нас, в нашей прекрасной Франции, когда-то тоже не было ничего, кроме деревень, окруженных лесами, в которых рыскали волки! Ни одной приличной дороги! Хороши бы мы были, если бы сидели и ждали, когда наша жизнь сама собой изменится к лучшему! Но нет! Однажды утром мы просто решили, что так дело не пойдет! Мы построили и города, и дороги, и мосты, и порты, мы развили ремесла, мы стали добывать руду и уголь, мы поставили на реках мельницы, чтобы молоть пшеницу. А они колодец вырыть не в состоянии, хотя мы шестьдесят лет потратили, чтобы их этому научить!

Его слова заглушил гром аплодисментов и свист.

– Мы выращивали то и это и продавали плоды своих трудов на рынке! Мы наладили торговлю! Почему бы им не последовать нашему примеру? С какой стати они вечно тащатся в хвосте у человечества? Потому что они лодыри! Потому что им нравится валяться на солнышке и ни хрена не делать!

Зал снова взорвался бурными аплодисментами.

– Хочешь, я скажу тебе, как мы должны поступить? Наши политики уже пятьдесят лет ломают себе голову над этим вопросом, но я знаю на него ответ!

Воган выдержал паузу, и, когда в зале настала полная тишина, рявкнул:

– Колонизируем их по новой! Раз вы сами ничего не умеете, ребята, мы опять придем к вам и покажем, как надо! Радуйтесь, чуваки, вам повезет! Не надо шевелиться, мы все сделаем за вас! Один раз мы уже оставили вам ваши страны в цветущем виде, вы превратили их в груды мусора, но нас этим не запугаешь. Мы возьмем вас такими, какие вы есть! Франция снова проявит великодушие!

Публика хохотала и топала ногами. Воган тоже усмехнулся и утер со лба пот, но тут же напустил на себя серьезный вид.

– И не надо рассказывать мне про бедных мигрантов, которые налетают на нас как стаи саранчи. Не надо пытаться меня разжалобить – они, дескать, платят за переезд свои последние деньги, а негодяи-проводники обдирают их как липку. Мне-то что за дело? – Воган снова возвысил голос. – Тебя что, интересует, как устроена саранча, которая напала на твое поле, чтобы сожрать весь твой урожай? Ты бежишь в библиотеку и садишься изучать труды энтомологов, посвященные саранче? Ха-ха! Не смеши меня! Тебе чихать, что это за тварь, ты должен защитить свое поле и свой труд! И гнать прочь эту прожорливую нечисть! Прочь!

– Прочь! Прочь! Прочь! – принялся скандировать зал.

– Вы видели по телевизору, что происходит в Италии? На Лампедузе? Или в Кале? Я вот видел, как в Кале они силой захватывали грузовики, которые направлялись в Англию. Вроде бы там были эфиопы и эритрейцы. Я не знаю, где находится эта чертова Эритрея, и знать не хочу! Вы до сих считаете их несчастненькими? А я вам скажу, кто они такие. Бандиты! Дикари! – Воган уже орал, чтобы перекричать поднявшийся в зале шум. – Да, дикари, которые приперлись к нашим границам с топором и пытаются прорубить в них дыру. Дикари и ворюги! Нам, заливаясь слезами, говорят, что в Средиземном море утонули пятьсот бедолаг, которые плыли на лодках, рассчитанных на девяносто человек. А я вас спрошу: какого черта пограничники бросились их спасать? Я бы на их месте поднял волны повыше! Устроил им шторм!

Публика взвыла от восторга.

– Встанем вдоль всего побережья! – крикнул Воган и подошел к краю сцены. – Опустим ладони в воду… – Он яростно замахал руками. – И поднимем волны до небес!

– Вол-ны! Вол-ны! Вол-ны! – скандировали слушатели, словно повторяли боевой клич.

– Нелегальные мигранты? Люди без документов? – Он выпятил грудь колесом. – Те самые, за которых бьются сердобольные леваки, нажившие себе состояния? Те, кого так жалеют наши элиты и звезды шоу-бизнеса? Это ведь их любимое занятие! Прямо-таки хобби! – брызжа слюной, неистовствовал Воган. – Что же нам делать с этими несчастными? А правда, что с ними делать? – Он сделал плаксивое лицо, на миг напомнив Джека Николсона в «Сиянии». – У них ведь нет законных оснований находиться на нашей территории… Так пусть катятся отсюда подальше! Скатертью дорога! Как ты думаешь, если я поеду в Америку, останусь там без законных оснований и буду лет десять-пятнадцать нелегально работать, а потом приеду в Нью-Йорк или Вашингтон и начну качать права, мне это позволят? Ты в самом деле в это веришь? Веришь, что мне разрешат шляться по улицам с плакатиком и жаловаться на Америку, которая не выдает мне американский паспорт, хотя я столько лет работал там вчерную? Ты в это веришь? – завопил Воган. – Ты веришь, что америкосы начнут объединяться в гуманитарные ассоциации, чтобы помочь таким нелегалам, как я? Щас! Они прикажут мне убираться ко всем чертям, да еще и дадут пинка под зад!