От серости буден нас спасет только нечто возвышенное.
Ален Фурнье
Такси затормозило на углу. До дома ей оставалось пройти метров пятьдесят. На улице, окрашивая фасады в оранжевый цвет, горели фонари, но она, как всегда, когда возвращалась посреди ночи, почувствовала себя неуютно. Оглянулась назад – никого. На другой стороне улицы, прямо напротив, светились двери трехзвездочного отеля, выхватывая из темноты два стоящих по бокам зеленых растения в горшках. Она остановилась возле своего подъезда и расстегнула внутреннюю молнию сумки, где у нее лежали ключи от квартиры и брелок от входной двери. Дальнейшее произошло очень быстро. Невесть откуда взявшаяся рука – рука мужчины в кожаной куртке – ухватилась за ремень ее сумки. По жилам прокатился страх, в долю секунды достигнув сердца и рассыпавшись в нем ледяным дождем. Рефлекторно она прижала сумку к себе. Мужчина дернул сильнее – она не выпускала сумку. Тогда он толкнул ладонью ее лицо, впечатав затылок в металл двери. От удара она пошатнулась. Перед глазами вспыхнули разноцветные огни, похожие на стаю светлячков, плечи судорожно вздрогнули, а пальцы разжались. Мужчина ухмыльнулся. Ремень сумки описал в воздухе полукруг, и мужчина бросился бежать. Она стояла, прислонившись к двери, и смотрела, как тает в ночи его силуэт. В легкие через равные промежутки времени продолжал поступать воздух, но горло горело огнем, а во рту пересохло. Бутылка воды осталась в сумке. Она протянула палец к домофону, вручную набрала код, толкнула дверь и скользнула в подъезд.
За захлопнувшейся дверью из стекла и черного металла она почувствовала себя в безопасности. Присела на мраморные ступеньки и закрыла глаза. Надо подождать, пока мозг успокоится и вернется в рабочее состояние. Как в салоне самолета одна за другой загораются и гаснут световые надписи, сообщающие о правилах поведения, так в голове появлялись и исчезали вспышки коротких мыслей. «На меня напали. Я сейчас умру. У меня украли сумку. Я не ранена. Я жива». Она подняла глаза к почтовым ящикам. Прочитала на одном из них свои имя, фамилию и номер квартиры. 6-й этаж, левая дверь. Взламывать – ключей-то нет – дверь на шестом этаже в два часа ночи? Эта конкретная мысль оформилась в сознании в следующий вывод. «Я не могу попасть домой, и у меня украли сумку. Я потеряла ее навсегда». Лора только что лишилась части себя самой. Ее лишили. Самым грубым образом. Она озиралась по сторонам, словно надеясь, что сумка сейчас материализуется из воздуха, отменяя свершившийся факт. Но нет, сумки не было. Сумка сейчас где-то там, на улице, болтается на руке убегающего грабителя. Скоро он ее откроет, найдет ключи, документы и ее воспоминания. Всю ее жизнь. Глаза обожгло слезами. В душе бушевал страх, отчаяние, гнев. Она заметила, что руки дрожат, но унять дрожь не смогла. Затылок пронзила острая боль. Лора провела рукой по волосам. Кровь. Пачка носовых платков, разумеется, осталась в сумке.
Часы показывали без двух минут два. Звонить среди ночи к соседям? Немыслимо. Даже к тому симпатичному парню, фамилии которого она не помнила, – знала только, что он недавно переехал в квартиру на третьем этаже и работает в издательстве, выпускающем комиксы. Пожалуй, единственное, что остается, это пойти в отель. Лампочка в подъезде погасла, и она стала шарить в темноте по стенам в поисках выключателя. Когда свет загорелся снова, у нее слегка закружилась голова, так что пришлось прислониться к стене. Надо отдохнуть. Она попросится к ним на ночлег, объяснит, что живет напротив, и скажет, что заплатит за номер завтра. Только бы ночной портье оказался нормальным человеком. Потому что больше идти ей некуда. Она открыла тяжелую дверь подъезда и вздрогнула всем телом. Не от ночной прохлады, а от страха. Как будто фасады домов впитали в себя ужас недавнего нападения и в следующий миг прямо из стены снова появится тот же грабитель. Лора огляделась вокруг. На улице никого. Да нет, он сюда не вернется. Но не всегда легко обуздать свои страхи и отделить возможное от невероятного, особенно в два часа ночи. Она перешла через дорогу и направилась к отелю. Инстинктивным жестом попыталась прижать к себе сумку, но между локтем и бедром зияла пустота. Она шагнула под освещенный козырек, и дверь перед ней с тихим шорохом разъехалась. За стойкой сидел седой мужчина, поднявший на нее глаза.
Он согласился. Не слишком охотно, но, когда Лора потянулась к браслету золотых часиков, показывая, что готова оставить их в залог, он поднял руки: дескать, сдаюсь. Эта растерянная женщина наверняка говорила правду; она выглядела порядочной; девять из десяти, что она и в самом деле завтра вернется и оплатит номер за сутки. Она продиктовала ему свое имя, фамилию и адрес. Персоналу гостиницы время от времени приходилось сталкиваться с клиентами, сбежавшими, не заплатив, но в данном случае риск пустить на одну ночь женщину, уверяющую, что последние 15 лет живет в доме напротив, представлялся незначительным. Да, конечно, самым разумным было бы позвонить друзьям, у которых она допоздна засиделась в гостях, но их телефон остался в мобильнике. С тех пор как появились гаджеты, Лора помнила всего два своих номера – домашний и рабочий. Портье предложил ей вызвать слесаря, но эта идея тоже оказалась неосуществимой. У Лоры закончилась чековая книжка, а новую она заказать не успела; банк оформит ее не раньше начала следующей недели; кроме банковской карточки и сорока евро наличными, лежавших в кошельке, больше никаких денег у нее не было. Поразительно, но факт: в ситуациях подобного рода тысячи ничего не значащих деталей, еще час назад представлявшихся пустяками, внезапно объединяются против вас в какую-то враждебную лигу. Портье проводил ее к лифту, поднялся вместе с ней и открыл номер 52 с видом на улицу. Зажег свет, торопливо показал, где ванная комната, и вручил ей ключ. Она поблагодарила, снова пообещав вернуться завтра как можно раньше. Ночник на тумбочке доброжелательно мигнул, словно показывая, что ему немного надоело в пятый раз выслушивать ее уверения. «Я вас понял, мадемуазель. Спокойной ночи».
