Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России - [9]

. На основе многочисленных западноевропейских источников (мемуарных свидетельств, записок путешественников) она проследила эволюцию отношения европейцев к православию на протяжении XV–XVIII вв. Автор особо обращает внимание на трактовку путешественниками отношений между государством и церковью в России при Екатерине II, а также поднимает вопрос о соотношении письменной и устной традиции в процессе создания образа русского православия в Европе. Затрагивает Лиштенан и период Французской революции. Отметив то обстоятельство, что события 1789 г. не только не ослабили, а скорее обострили давнюю дискуссию о России, она разбирает свидетельства наиболее известных в историографической традиции авторов: Шерера, Шантро, Фортиа де Пиля, Форнеро и Массона. Лиштенан показывает, что в конце XVIII в. как в республиканском, так и в роялистском лагерях, наблюдалось непонимание и неприятие православной церкви. Если в глазах республиканцев православие способствовало нарушению прав человека, поскольку оно «культивировало народный фанатизм», а состояние России напоминало о состоянии Франции при Старом порядке, то роялистам оно представлялось не вполне полноценным (по сравнению с католичеством) культом, который, однако, сыграл позитивную роль, позволив уберечь Россию от проникновения республиканских идей[60].

В работах Т. В. Партаненко привлечены в качестве источников многочисленные французские мемуары и дневники XV–XX вв.[61] По мнению автора, период 1789–1799 гг. существенно отличался тем, что «события Революции заставили забыть о полемике вокруг России». Особое внимание Т. В. Партаненко и В. А. Ушаковым уделяется существованию в революционной Франции стереотипа «русской угрозы»[62], анализируется здесь и тема т. н. петровского «Завещания», однако новые, ранее не опубликованные или архивные материалы не использовались[63].

Опыт анализа социокультурных аспектов восприятия России был предпринят в исследовании Н. Ю. Вощинской на основе четырех хорошо известных сочинений французской «Россики» последней трети XVIII в. (Ж. Шаппа д’Отроша, Л.-Ф. Сегюра, Ш. Массона и А. Фортиа де Пиля)[64]. Исследовательница изучила мнения этих авторов о государственном устройстве России, православной церкви, русском национальном характере и ряде других аспектов российской действительности[65]. Определенный интерес представляют также статьи В. С. Ржеуцкого и М. С. Неклюдовой[66], которые исследовали малоизвестные сочинения о России Н. Форнеро и В. Комераса. В первом случае пропаганда французской Директории дает хорошее представление об официозе накануне брюмера, во втором случае анализируются тексты времен Консульства, отражавшие точку зрения элиты в момент наивысшего сближения Росси и Франции. В частности, А. Банделье и В. С. Ржеуцкий рассматривают творчество республиканца Форнеро, его противостояние российской «пропаганде» наравне с хорошо известным примером Ш. Массона[67]. Хронологически вышеуказанные тексты разделены двумя или тремя годами, но амплитуда колебаний в восприятии Российской империи очень заметна. В последнее десятилетие вышли и фундаментальные работы Н. В. Промыслова[68] и А. В. Гладышева[69], в которых рассматривается образ России в период наполеоновских войн. Н. В. Промыслов представил результат многолетней работы в архивах России и Франции, последовательно рассмотрел перепетии развития представлений о Российской империи в контексте наполеоновской пропаганды, он использовал не только официоз (памфлеты Лезюра и других), но и обширную корреспонденцию, в том числе переписку личного характера — письма французских солдат и офицеров периода Отечественной войны 1812 г. Для нас важно, что все тексты источников этой монографии принадлежат авторам, пережившим Революцию взрослыми людьми, или тем, которые родились в 1780 — начале 1790-х гг. Помимо традиционных сюжетов в образе страны (рассуждения французов о власти в России, о состоянии «варварства» крестьян, о «религиозных предрассудках») автор раскрывает тему восприятия российского пространства и климата, ведь давние философские идеи Ш. Л. Монтескье были связаны и с реальностью, а личные впечатления участников событий 1812 г. во многом стали важной вехой в восприятии Восточной Европы. Н. В. Промыслов приходит к обоснованному выводу, что столкновение французов непосредственно с российским пространством и климатом, голодом, воображаемыми категориями «варварства» и «отсталости» противника превращало военные действия 1812 г. в «эпическое сражение со стихиями», а неудачная для французов кампания была использована для закрепления новых национальных мифов в самой Франции[70]. Новые представления о России, связанные с эпохой наполеоновских войн, базировались на прежних, еще времен конца Старого порядка и Революции во Франции. Важный аспект исследования Н. В. Промыслова более детально отражен и в коллективной монографии об образе России во французской прессе конца XVIII — начала XIX в.[71] Важной вехой в методологии исследования представлений о России и россиянах в эпоху наполеоновских войн являются монография и статьи А. В. Гладышева, где на примере кампании во Франции 1814 г., на основе большого массива архивных источников предлагается новая концепция формирования образов страны в период военных конфликтов. При исследовании периода 1798–1799 гг. материалы и источники, привлеченные А. В. Гладышевым, ретроспективно помогают осознать механизмы функционирования образов военного противника, в частности казаков, в представлениях не только политической элиты Франции, но и широких слоев ее населения на протяжении весьма длительного периода