Фракийская книга мертвых - [16]

— В переводе на твой язык?

— Можно в оригинале.

— Имею в виду, в переводе на какой именно язык? Вижу, ты владеешь несколькими.

— О, всего пятью. Ну и парочкой древних. Но мой родной — русский.

— Можно продемонстрировать его звучание?

— Пожалуйста. — Взяв за образец Пушкина, я прочла строчек восемь.

— Очень элегантно. А если прибавить что-то менее структурированное?

Я прибавила довольно пошлый анекдот про Вовочку. Все равно мой визави ничего не понимает.

— В этом образце больше материала для анализа, — оценил он по достоинству и тотчас перешел на русский, притом без акцента почти:

— Зови меня Сатни. Этого достаточно. Как ты себе представляешь путь обратно?

— Дело в том, что у меня проблемы с определением координат этого обратно. — Я не стала вдаваться в подробности: обратно в святилище было не лучше, чем обратно в тюрьму Бориса, и даже обратно в Россию сопряжено с множеством проблем юридического характера, поскольку, как таковая, я была похоронена на Дмитровском кладбище.

— Понимаю твои затруднения, но в этом мире тебе нельзя оставаться слишком долго.

— Сатни, можно задать вопрос, — я решила перехватить инициативу. — Кто ты такой? Хочу уточнить, что если ты порождение моего травмированного черепа, то разговор теряет актуальность.

— Почему?

— Потому что я не узнаю от самой себя ничего нового.

— Не слишком логично. А какие у тебя есть еще гипотезы?

— Если честно, я хотела бы предоставить слово тебе.

— Но я не знаю, чего ты ждешь.

— Доказательств реальности происходящего.

— Для начала мы должны договориться о терминах. Что такое реальность?

— То, что дано нам в ощущениях.

Он легонько шлепнул меня лапищей по плечу. Я покатилась кубарем.

— Ты порвал мне футболку. Так нечестно.

— Она была уже недостаточно целостна.

— Значит, собираешься доказывать свою реальность с помощью грубой силы? Но этого мало. Я все равно не верю, что в какой-то занюханной Румынии на виду у всей Европы преспокойно живут и размножаются разумные рептилии.

— Я не настаиваю на своей достоверности.

— Но мне нужно разобраться, — и тут я вдруг расплакалась. — Я хочу есть.

— Чувство голода всегда вызывает у вас такую эмоциональную реакцию? Хорошо, я постараюсь найти пищу, для тебя пригодную.

Под барельефом в стене одного из строений скрывалась, оказывается, дверь. Мы вошли в совершенно пустое помещение с квадратным выступом посередине. На нем Сатни установил подобие чаши. В ней что-то шевелилось.

Я брезгливо отстранилась. Сатни без слов убрал посудину, внес другую.

— Что там, внутри? — опасливо спросила я.

— Морепродукты, измельченные и обработанные сухим теплом.

— А чем есть?

На его морде, возможно, выразилось недоумение. Он широко открыл пасть, и в нее, как металлические опилки к магниту, понеслись кусочки пищи. Пахло вкусно. Поколебавшись, я поднесла чашу ко рту. Не бог весть как эстетично, но и голод не тетка. Еще из этой трапезы мне запомнились пузырьки сладко-терпкой жидкости, которую Сатни принес последней. Пузырьки лежали аккуратной горкой, похожие на разноцветное драже. Он лакомился тоже, и было забавно смотреть, как пузырьки летят и исчезают в его пасти, напоминая радужный дождь.

Поблагодарив хозяина со всей возможной учтивостью, я поинтересовалась, есть ли поблизости люди и где именно.

— Давно я не замечал плотных людей, — задумчиво произнес Сатни.

— Но я видела ребенка неподалеку. Следственно, здесь живут люди.

— Ошибочное умозаключение. В радиусе ближайших тысячелетий людей нет.

— Ближайших километров, — поправила я. — Но это немыслимо в Европе, которая вся, можно сказать, городской сквер.

И тут меня осенило. Сатни с другой планеты. Отсюда все странности. К своему стыду, в инопланетян я, до сей поры, не верила.

— Ты прилетел оттуда, да? — я ткнула пальцем в небо.

— В принципе, да, — без колебаний согласился он. — Но мы уходим от темы разговора. Ты ведь хотела что-то узнать, раз снова пришла сюда?

Снова? Все-таки он плохо усвоил русский язык. Какой же вопрос приличествует задать инопланетянину? Астрономией я с детства мало интересуюсь.

— Хорошо, если бы ты знал, Сатни, кто и когда построил этот великолепный ансамбль.

— Мы построили его давно. С тех пор сменилось пять поколений. Но это не тот вопрос, которого я ждал.

— А что я должна, по-твоему, спросить? Сколько осталось существовать человечеству? Как предотвратить глобальную катастрофу? Кто победит на выборах? Меня это не волнует, как и сущность общественного строя на твоем Альдебаране. Тебя такая социальная пассивность оскорбляет? Извини, я человек сугубо практический. Кстати, эмоции отражаются на вашей внешности? Очень трудно общаться, когда не чувствуешь контакта. Возникает психологический дискомфорт.

— Я хочу попытаться проводить тебя обратно.

— Обратно? В святилище? Но я не смогу сама оттуда выбраться. Нет, спасибо. Я пройду берегом моря до ближайшего курорта, найду машину и вернусь в святилище за сыном.

— Ты не хочешь понять, что это не твой мир.

— Не мой? А чей же? Твой? Общеевропейский?

— Тем не менее, я попытаюсь тебе помочь. Нам нужно выйти к берегу моря. Я намерен ускорить процесс. — С этими словами мой собеседник развел руки, точнее, лапы, из-под которых внезапно выпростались огромные кожистые крылья. Он понес меня в когтях, как ястреб цыпленка. Правда, я была в столбняке и не пищала. Обронил меня на песок у кромки воды, сам пробежал еще пару метров, шумно тормозя.