Формула всего - [81]

– На, дорогой! – говорил я огню. – На, хороший, кушай! Дэвла, гляди!.. Моих рук дело!

Я ударил себя в грудь и молился со страстью, кровожадно молился, а костер трещал. Пламя сделалось большим, как лопух! Я еще дров кинул. Пусть весь Кучириц смотрит! То-то им не в сон: «Вдова!.. Горит!.. Шабаш!.. Конец света!». А это – я!

Вот как то было. Я бесновался, пока не устал. Вдруг захотелось чего-нибудь теплого и удобного – пуховую перину или девушку. Угли выгорели в золу. Сон взял под утро – рваный, никчемный, ничего не запомнить.

Роса выпала холодная, как снег. Я перевернул последнюю, надвое перекушенную пламенем головешку. Больше от Вдовы ничего не осталось. Тыщу лет росла, а сгорела за ночь! Я молодец! А потом, чавалэ, я весь день слонялся и ждал чего-то, на пруд, на ворон да на ящериц пялился, ничего не дождался, ночью лег спать.

Под утро меня навестил муло. Он что-то прятал в руках за спиной. «Ступай, – говорю, – откуда пришел», – да не тут-то было! Блеснула склянка. Он мне в глаза кислотою – шварк! Я заорал и за лицо схватился. Дэвлалэ-Дэвла! Потом дошло, что сон это был, а лицо я щупал уже наяву. Над водою свесился – все нормально. Эх, Воржа, Воржа… Разве корону на фуражку меняют?

Пошел я к пещере – проверить эхо. Вдова сгорела. Вдруг оно вернулось?

Иду и вижу – куст с мясом выдран, ветки поломаны. Словно смерч прошел! Ну, думаю, ты даешь! Ты – в смысле я. Плакал, кричал, несолидно себя вел. Как нецыган! Вешаться хотел… Не жил, а бредил. Стыд и позор! Хорошо хоть не видел меня никто!

Свет в пещеру проникал скудно, но его хватило, чтобы сразу заметить – опять муло! Теперь уж по правде. Огонь ему в голову! Тощий такой – кнутом перешибешь. Золотишко трогает, словно играет. Рядом винтовка – на полу валяется. Он забыл о ней напрочь. Ошалел от радости. Прилип к монетам. Надо же, думаю, жизнь прошла, а жадность не проходит! Интересный покойник!

Или он?..

Чтоб я сдох! Это был человек. Я, наверное, вскрикнул. Гаже обернулся и проворнее крысы нырнул в темноту. Я наступил на винтовку. Нож уже был в руке.

Хоп-хоп…

Гаже отступил далеко вглубь пещеры. Шагов я не слышал, но дышал он громко – чахотка, что ли, его точила? Он искал второй выход. Как бы не так!

Я поднял винтовку – не заряжена. Я примкнул к ней штык.

Гаже, ау?!

Он шел вдоль стены и шабарил руками. Летучих мышей из гнезда согнал. Они с плеском брызнули в разные стороны. Я рассуждаю: сейчас он упрется, там ведь тупик, а потом… потом? Клянусь конями! Я его вовсе не хотел убивать. А вот он меня очень хотел убить. Там, в темноте, – когда в стену уткнулся. Он меня ненавидел! Решил, что я – за его добычей. А он столько страдал, чтобы это найти. Как никто! Никогда! И уж вот оно – золото… Не разойтись нам!

Слышу – идет, на меня, ко мне, и таиться не думает. Что же он сделает против винтовки? Сумасшедший, наверное. Пчелы в голове! В уличных драках таким везет – им уступают, чтобы не связываться, и я вот тоже – штык вперед выставил: кинется – убью, обойдет – пропущу.

Он не сделал ни того ни другого – рухнул мне в ноги и лежит, не встает. Хоть бы орал, мать его копытом! Такие люди на все способны. Я их не люблю, но вообще не знаю, чего с ним делать. Он это учуял и – медленно, медленно – перевалился, со спины на живот. Дальше все пронеслось, как сон. Я поймал его взгляд и понял: он меня не отпустит. Он мне ночью в глаза вопьется! В голове что-то щелкнуло. Я ударил. Ну гибель! Под подбородок. Он ногами засучил. Горло хлюпало, набитое кровью. Я винтовку отбросил и скорее прочь. Мне вдруг стало ясно, что надо делать. Я найду мою Воржу и взгляну ей в глаза. Кого-то из нас двоих это убьет. Клянусь конями! Это будет нам божий суд. Все честно.

Степь распростерлась, как накрытая скатерть – бери, что желаешь, и иди, куда хочешь. Небо журчало. День улыбался. Ай-нанэ-нанэ. Щука в море не утонет. Не бессчастный я вовсе! Мне показалось. Плащ обманул! Горе – не беда, а не-до-ра-зумение! Сглазили меня – и всего делов. Это подумаешь! Сглаз снимают. Средств верных много – святая вода, соль, и огонь, и заклятия древние. Лучше, когда они действуют вместе. Все перемелется. Ну запнулся, ну еще запнусь, а потом пойдет. Дэвла мой милый! Спасибо тебе. На лихую ты бражку меня сварганил. Воля – твоя. Все я исполню, до всего доберусь.

Вот как я начал думать! Как мудрый старик. А силы мои были молодые. Муша бы мной гордился. Я почувствовал на себе его взгляд.

– Поможешь, дед?

– Помогу.

Ну и все, чавалэ. Ошибся я – правда, но зла не ведал, хотел, как лучше. Брата оставил, невесту бросил, старика покинул. За надеждой ехал! Я должен был ехать. Может, иначе еще хуже бы вышло? Я с этой мыслью возился долго, как котенок с клубком. Мне она нравилась. Бог меня вел! А Дьявол только подножки ставил! Все было правильно, по судьбе. И так будет дальше. Воржу я еще встречу, даже если целый мир будет против этого. Все равно же надо куда-то топать. Вот и потопаю. Вот и дойду. Крепость во мне есть и ума довольно. Разве сердце мое знает меньше, чем мне нужно?

Я вернулся на пруд и раскинул мозгами – с чего начать. В Кучириц путь был заказан, но в Красновке жила та самая девчонка, которую я от Шороха спас. Ее батя мне должен. Это по совести. А по Указу? Я совсем про него забыл, а ведь каждый гаже мог мне теперь сунуть палку в колеса. Ну да деньги подмажут. Они и не такие Указы отменяли! У меня же их много. Не в чем нести.