Формула клада - [25]

Сломанное, будто побывавшая под авто кукла, девчоночье тело кровавой тряпочкой отлетело к стене… балкон рухнул, погребая под собой и неудачливую минершу, и Джереми, и его конвой… а следом мягко и почти беззвучно сложился внутрь себя и сам дом. И только когда туча строительной пыли взметнулась к небесам, накатил протяжный стонущий гул…

Джереми тряхнул головой, отгоняя видение, и заорал:

– No! Stop, you, buster! – и уже по-русски: – Стойтье! Вы нас всех угробитье! – Белобрысый Сенька попытался пальнуть ему вслед, но Джереми был уже рядом с франтом и, выхватив спичку у него из рук, затоптал огонек каблуком. – How do you say… ополоумьели?! Здесь взрывчатки на полгорода! Если вы это подожжетье… It’ll knock higher than a kite![51]

– Что ты можешь понимать?! – завопила какая-то из рыжих. – Нас целых две недели в анархистском кружке учили!

– Я был инженером на «Анатре»! – рявкнул Джереми в ответ. – Мой отец был…

Рыжие переглянулись… и теперь уже два дула уперлись ему в лицо.

– Нашего взрывника подстрелили французы – по твоей милости! – скомандовала одна. – Будет справедливо, если ты его заменишь.

– Я?! Участвовать в ограблении банка?! – возмутился Джереми.

– Это твои французы собирались нас ограбить! – звонко отчеканила рыжая. – А золото принадлежит пролетариату!

– Барышни дело говорят, – прогундосил франт. – Или ты, англичанин, думаешь, они не выстрелят?

Барышни издали дружный протестующий писк и принялись тыкать дулами в Джереми еще энергичнее, давая понять, что уж они-то… всенепременно… выстрелят, да еще как!

– Они, может, и нет: барышни нежные, образованные! – не поверил им франт. – А я верняк шмальну! – Наган уперся Джереми в висок.

– God damn you![52]

Там, где остался отряд Рутенберга, не утихала пальба. Если Рутенберг с лейтенантом отобьются от налетчиков и доберутся до Почтовой… первое, что они увидят, будет Джереми Лернер, будущий лорд Картрайт, готовящийся подорвать двери Госбанка! А погибнуть, защищая облюбованное французами золото уже несуществующей русской империи от одесских налетчиков? Вот уж точно – Джереми бросил взгляд на близняшек – «the difference between tweedledum and tweedledee»[53]. Проклятые рыжие!

– Давай, парень, не телись! – проводя дулом нагана по щеке Джереми, посоветовал налетчик. – Нам эти деньги позарез нужны!

– «С деньгами всякий дурак и скот, всякий негодяй имеет всевозможные права»[54], – пробормотал Джереми. Глаза налетчика сузились, Джереми понял, что сейчас его ударят.

– Товарищ Япончик не виноват, что царский режим вытолкнул его и его товарищей на обочину общества! Не смей их оскорблять! – Рыжая подумала и неуверенно добавила: – Морда английская!

– Это ваш Бакунин[55] сказал, не я. – Джереми пытался и оценить на вес упаковку динамита, и уберечь раненную руку.

Рыжая хмыкнула… и вдруг с треском отодрала кусок полотна от нижней юбки и довольно умело перетянула Джереми плечо над раной.

– Наш папá приятельствовал с господином Кропоткиным[56]. Когда нас принимали в Моревинт, мы подумали, что если такой благородный и умный человек, как граф, – анархист, то мы не ошибемся, сказав, что сочувствуем анархистам, – затягивая повязку щегольским бантом, пробормотала она – и на щеках ее вспыхнул румянец.

Бакунина цитировали гости отца. Те самые, что так сочувствовали, потом… Сент-Джордж, откроет он дверь – и пусть будут прокляты все: и рыжие большевички, и налетчики, и французы, да и некоторые англичане тоже!

– Убрать во-от столько! – скомандовал он – наверное, впервые во взрывной практике динамит отмеряли по высоте кучи от земли! – Нет, еще пару брикетов… Убрать, а не оттащить в сторону – детонации захотели?!

– Чегой-то он за неприличности при барышнях? – шепнул Сенька.

– А такие неприличности, что кишки твои на крышу забросят – взрыв это, дерёвня! В армию бы тебе – глядишь, научился бы чему… – Вислоусый на пару с франтом забрасывал лишний динамит в грузовики.

– Спасибочки, насчет трудового народа и иксплататров я и без вашей муштры все понимаю, – тряхнул белобрысым чубом Сенька.

– Что ты можешь понимать!

– Все ихнее стало нашенское, вот что!

– Глубокий философский вывод. – Джереми отмерил запал заново.

– Это только наша вина, – ответила какая-то из рыжих. – Что вот такие Сеньки никогда не учились…

– Ваша так ваша. – Джереми закрепил запал. – А теперь бежим! – И, не обращая внимания на револьверы, поволок обеих рыжих прочь.

Левая рыжая тоненько вскрикнула и рухнула на мостовую, всей тяжестью рванув простреленную руку. Джереми взвыл… и упал на нее, прижимая ее голову к груди, а здоровой рукой подгребая вторую рыжую к себе.

Грохнуло. Горячий, как из-за печной заслонки, воздух прошелся по спине, кирпичная пыль заволокла улицу душным покрывалом… и все стихло. Только в расползающемся дыму кариатида у входа кивнула… ее алебастровая голова отвалилась и рухнула.

– Пусти! Дурак! – Рыжая оттолкнула его руку и кинулась к раскуроченным дверям банка. Рядом брыкнулась вторая – метко попав прямо по раненому плечу – и умчалась, не оглядываясь. Хрипло дыша, Джереми скорчился на мостовой. Сквозь намотанную рыжей повязку проступало алое пятно.