Форма. Стиль. Выражение - [249]

По поводу его первого выступления в трагедии мы уже имели случай говорить. Там мы отметили бледность его чувства гнева. К тому же оно, как это ясно из трагедии, появилось у Этеокла в виде наследствия его военных соображений.

191 — 192:

Теперь вселили трусость в граждан вы,

И в этом бедстве диком вы виновны.

Значит, этот гнев можно отнести ко второй черте, с которой Этеокл выступает в трагедии.

Он отважен, и в этом как цельность его характера, так и бледность. Мы ведь ничего больше от него не дождемся. Он отважен, и только.

674–676:

Так вождь с вождем и с братом брат родной,

Как враг с врагом, сойдемся мы. Неси

Скорей мне поножи, копье и стрелы.

683–685:

Да будет так, коль нет в беде позора,

Умершим слава прибылью бывает,

А за позор трусу не будет славы

Это все его слова. На совет хора оставить путь к седьмым воротам и не идти против брата он отвечает просто,

715:

Ты не притупишь мужества моего —

и дальше

717:

Не воину любить такие речи.

Такой же отвагой и военным пылом дышит и от его назначения вождей к семи воротам. «…За Этеокла правда, — пишет Анненский, — за ним родной город, — и ни тени сомнения, ни минутной оторопи, ни ноты упрека жребию не звучит в его голосе, когда он решается идти на бой: враг на врага, царь на царя и брат на брата. Да, это цельный характер. Цельный, идеальный, но одноцветный.[231]

Интереснее всего третья из указанных нами черт. И интересно не столько то обстоятельство, что Этеокл сам мотивирует свои поступки проклятием Эдипа, сколько вообще самый факт такого детерминистического толкования волевых фактов. В течение трагедии одна и та же мысль о предопределении повторяется бесчисленное число раз.

653–655:

О бешеный, великий гнев богов.

О жалости достойный род Эдипа.

Свершаются отцовские проклятья.

689–691:

Но божество спешит исполнить дело:

Пускай в волнах Коцита мрачных сгинет

Весь Лая род, для неба ненавистный.

695–697:

Отцовское проклятье предо мною

Без слез в очах стоит и говорит,

Что лучше раньше умереть, чем позже.

709–711:

Да, поднялись Эдиповы проклятья…

О, как верны ночные сновиденья,

Делившие отцовское добро.

720–726:

Πέφρικα τάν ώλεσίοικον

Οεόν, ου fteoоз όμοίαν,

παναλαΦή κακόμαντιν,

πατρός εύκταίαν Έρινύν

τελέσαι τάς περιθύμους

κατάρας Οιδίποδα βλαψίφρονος,

παιδολέτωρ δ* ερις δδ' ότρύνει.

813:

Судьба сама злосчастный губит род.

819:

Сбылись отца проклятья.

832–833:

О, свершилось проклятье над Эдиповой семьей.

840–841:

Да, отцовское проклятье совершилось и теперь.

Мы уже не будем приводить подробного рассказа хора о «древнем преступлении» Лая (742–791)»

Что же такое в этом случае Этеокл? Каково происхождение, нравственное и просто психологическое, этого ужасного события — поединка двух братьев и смерти их от взаимных ударов? — Да, смерть их была решена ранее. Кто решил, какое он имел право решить, что такое это проклятье Лая, тяготеющее над целым родом, — Эсхил не дает на это совершенно никакого ответа; наоборот, он даже больше запутывает дело. Вдруг хор у него почему–то говорит Этеоклу

698–701:

Не спеши. Трусом тебе не быть,

Если жизнь ты прожил хорошо.

От Эриннии спасется дом,

Если жертвы примут боги.

Значит, есть возможность и психологической мотивировки Этеоклова поступка, а не только путем ссылки на предопределение. На слова хора Этеокл отвечает

702–704:

Давно уже забыты мы богами:

Странна от нас за гибель благодарность!

За что ж нам ластить погибельной судьбе?

Здесь как будто слышится упорство самого Этеокла, хотящего во что бы то ни стало свалить все на судьбу. Это подтверждается новыми укорами хора

705–708:

Вот она уж пред тобой… Судьба,

Если б ты воззренье изменил,

И сама бы изменилась к нам,

А теперь грозит бедою.

Вообще все это место 698–708 звучит каким–то диссонансом по отношению ко всему хору трагедии с ее «проклятием», «судьбой» и «Эринниями». И чему верить, тому ли общему фону железной необходимости или этому маленькому месту 698–708, где пробивается некоторая человеческая самодеятельность, некоторая реальная психология, — мы не (знаем).

Едва ли знал это и сам Эсхил. Он только чувствует (и показывает)[232] нам, как неладно что–то под этим «апол–линийским» покр(овом и)[233] под нашими спокойными житейскими переживаниями, а что это именно, — в «Семи против Фив» трудно узнать.

Несомненно одно: и тут, в психологии воли и характера, мы находим у Эсхила, как находили в психологии чувства, все ту же схематичность, соблюдаемую, очевидно, для иных целей, чем просто человеческая психология. Этеокл — это не человек, а какая–то отвлеченная направленность в мировую мглу, где не видят далеко даже эсхи–ловские прозорливые очи.

16. ПСИХОЛОГИЯ ВОЛЕВЫХ ПРОЦЕССОВ и ХАРАКТЕРОВ В «ОРЕСТЕЕ».

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И НЕПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МОТИВИРОВКИ

Ярче характеры «Орестеи» — в связи с несомненно более сильной драматизацией первоначального эпического сказания. Мы рассмотрим два характера — Клитемнестру и Ореста, как наиболее подробно разработанные.

В общем, Клитемнестра одноцветна. В отсутствие Агамемнона, своего мужа, который девять лет сражался под Троей, она вступает в преступную связь с Эгистом, двоюродным братом Агамемнона, человеком трусливым — напр., хор говорит ему,