Фонарь на бизань-мачте - [135]

Порыв ветра, донесшийся с открытого моря, прошелестел по саду и вздул кверху розовый аромат.

«Нет, я дура, упрямая дура. Она была моей соперницей, и я не знала об этом. Побежденной оказалась она. И все-таки она здесь…»

Потянувшись, она достала руку Гортензии.

— Я не забуду вашего так незаметно преподанного урока, сударыня, — сказала Фелисите. — Вы помогли мне уразуметь, что мало просто желать человеку счастья, надо еще позволить ему самому стать счастливым.

Не забыла Фелисите и того, что было на следующий день. Освободившись от скованности, она совершенно уверилась, что приняла наилучшее из решений. Когда она, встав на заре и собираясь на перекличку, спустилась в гостиную, то с удивлением обнаружила там свою гостью, уже одетую и готовую ей сопутствовать всюду, куда бы она ни пошла.

— Я хочу провести день настоящей деревенской жительницы, — заявила Гортензия.

Они отправились вместе в поля, где сажали маис. В утреннем, еще не рассеявшемся тумане шли они быстрым шагом, одной рукой слегка приподняв свои длинные пышные юбки, а другой придерживая на плече пока ненужные зонтики. Гортензия иногда нагибалась за полевыми цветами, росшими вдоль откосов тропинки среди кустарников, и собирала из них букет.

— Эти цветы хороши лишь на лоне природы, — заметила Фелисите. — Сорванные, они тотчас же вянут.

— Не желаю быть варваром, — сказала Гортензия, положив свой букет между корнями египетской акации.

Лицо ее оживилось, от быстрой ходьбы на щеках появился румянец. Близорукие, чуть прищуренные глаза придавали ей очень изысканный вид. Когда они обошли плантации, Фелисите еще раз повторила надсмотрщикам свои указания. Рабы рыли ямки, был слышен звон их мотыг о мелкие камешки. В приготовленные мужчинами углубления женщины клали несколько зерен и присыпали их сверху землей.

— Им тут хватит работы на целый день, — сказала Фелисите.

По возвращении они заглянули в кубовую. Вода в чанах, где со вчерашнего вечера мокли листья, стала зеленоватой. С помощью длинных бамбуковых палок рабы взбивали эту воду, которая под воздействием находящихся в листьях ферментов и кислорода воздуха постепенно меняла окраску и делалась темно-синей.

— Потом краситель осядет на дно, — объясняла Фелисите, — и придется ждать, пока испарится вода. А тогда останется только разрезать сухое индиго на куски и подготовить его к отправке.

— Прибыль от этого ощутима? — спросила Гортензия.

— Не знаю, мы еще только пробуем. Идем ощупью. Каждый год раскорчевываем несколько арпанов. Эта работа требует большого терпения. Но ведь малейший успех, он подхлестывает. Вы и представить себе не можете, как увлекательна эта борьба с природой! Надо будет вам показать и наши градирни.

Ей доставляло радость вызывать у Гортензии восхищение их безустанной деятельностью. Но она говорила без самохвальства и лишь потому, что ее новоявленная подруга могла по достоинству оценить эту гордость труженика.

— Я все хочу посмотреть, — сказала Гортензия.

Закрыв зонтик, она оперлась на него, как на трость, и с улыбкой взглянула на молодую женщину «Что она думает обо мне? — задавалась вопросом Фелисите. — Не хотелось бы, чтобы она приравняла меня к тем безмозглым куклам, которых так много у нас в колонии».

Они не спеша направились к Белому Замку. Первые плантации хлопка были уже в цвету, и среди зелени листьев виднелось множество желтых венчиков.

— Нам скоро понадобятся новые амбары, — сказала Фелисите, — и еще специальное приспособление для упаковки хлопка. Что-то вроде пресса, чтобы уминать его поплотнее. Придется заняться этим… самой.

Они продолжали идти, какое-то время не разговаривая. Солнце палило уже изрядно, а ветер был слишком слаб и не приносил прохлады. Гортензия обмахивалась листком латании, Фелисите откинула с головы свою соломенную шляпку. Войдя в ворота хозяйственных служб, они спустились на главную — от амбаров к дому — аллею, которая вывела их на тропу, тянувшуюся вдоль берега Черной речки. Слева от них, по склону высокого мыса, одна над другой громоздились хижины слуг. Справа, меж окаймленных зарослями тростника берегов, раскинулись тихие, словно бы недвижимые воды. Чуть дальше затона для грузовых лодок река расширялась, и тропинка стала лепиться ближе к крутому обрыву. Но оконечность мыса делалась все положе и у моря плавно переходила в длинную, гладкую полосу песка.

— Градирни находятся на косе, — сказала Фелисите. — Мы туда к вечеру с вами сходим.

Дойдя до лестницы, вырубленной в скале, они посидели немного на первой ступеньке.

— Какое великолепное дикое место, — сказала Гортензия. — Я даже завидую вам. Ведь завтра я снова вернусь в город, в его суету и пыль.

— Я вас провожу, — сказала Фелисите.

— Вы хотите сказать, что поедете вместе со мной в Порт-Луи?

— Я не могу откладывать разговор с лейтенантом, он должен немедленно заявить, что готов отправиться в Индию с первой же экспедицией.

Она говорила спокойным голосом, но избегала смотреть на Гортензию. Это решение Фелисите приняла вчера, когда ее гостья ушла в свою комнату. До поздней ночи сидела Фелисите на балконе, слушая, как перекликаются сторожа, и то погружаясь в свои невеселые думы, то вдруг решаясь на что-то, а то отступаясь от очередного скороспелого замысла. Долго так пребывала она между дремотой и бодрствованием, пока первый крик петуха не вывел ее из этого состояния неуверенности.