Фонарь на бизань-мачте - [127]
Назавтра, придя домой к завтраку, господин Арну возгласил с большим пафосом:
— Этот лейтенант Шамплер — личность, перед которой я преклоняюсь! Все бумаги будут сегодня днем у нотариуса в полном порядке. Завтра, сразу же после мессы, состоится брачная церемония.
— Что вы говорите? — воскликнула Фелисите.
Но госпожа Арну, утопая в слезах, уже целовала ее и спрашивала, есть ли у Фелисите нарядное белое платье.
…И вот уж Розелия укладывает дорожные сундуки. И все теперь начинают каждую фразу со слов: «Особые обстоятельства…» А продолжают ее в зависимости от того, заходит ли речь о церкви, о платье невесты или об отъезде молодоженов прямо со свадебной церемонии.
Супруги Арну и два морских офицера были свидетелями. Лейтенант чуть подробнее рассказал о поместье, купленном им с торгов, но Фелисите не прислушивалась к разговору, была рассеянна. Да и те, кто присутствовал на церемонии, словно спешили скорее с этим покончить и освободиться от неприятной скованности.
По возвращении из церкви Фелисите переоделась в длинное платье для верховой езды. Лейтенант, как и обещал, обо всем позаботился, все, казалось, предусмотрел. Они отправлялись вдвоем, а эскорт со всем багажом должен был выезжать через час.
— Мы передаем тебя в добрые руки, — сказала, вытирая глаза, госпожа Арну.
— Ну-ну, мой дружочек, — пробормотал ее муж, — надо радоваться.
Его здравый крестьянский ум был окончательно покорен решительным поведением лейтенанта. Он не уставал повторять, что этот молодец далеко пойдет!
— Лишь бы он нам позволил хоть изредка видеться с Фелисите, — сказала его жена.
Едва миновав ворота западного предместья, они пустили лошадей рысью. Тропинка, соединявшая некогда город с деревней на Черной речке, стала широкой проезжей дорогой. С обеих ее сторон нет-нет да выглянет из-за деревьев какая-нибудь крыша. Виднелась белая каменная ограда, аллейка с песчаным покрытием, детишки, бегущие наперегонки. Прежде чем спуститься к Соломенному ручью, они решили сделать короткий привал. За долиной сверкало море, и шхуна летела к порту на всех парусах. Когда они снова отправились в путь, какая-то женщина, стоявшая у садовой калитки с младенцем, проводила их долгим взглядом. Потом они миновали маленький мостик. Солнце уже приближалось к зениту, но было не жарко. На склонах Хмурой горы Открытия и вокруг бухты Любезной колыхались под ветром рыжие, опаленные травы.
Растерянность и нервозность Фелисите сменились полнейшим умиротворением. Она восхищалась этим мужчиной, скакавшим на лошади рядом с ней и словно имевшим власть над любыми стихиями. Никогда еще день не казался Фелисите таким лучезарным. Перед ними летели желтые и голубые бабочки, которые иногда припадали к земле, потом вспархивали и исчезали в кустарниках.
На мосту, перекинутом через Гранд-Ривер, им встретились огородники, направлявшиеся в Порт-Луи. Их негры, согнувшись в три погибели, волокли на себе корзины, битком набитые овощами. На порогах амбаров и мельниц, расположенных слева по течению реки, стояли люди, с любопытством разглядывавшие всадников.
Доехав до развилки, они свернули на лесосеку, ведущую к Черной речке. Солнце просвечивало сквозь густую листву, и подковы их лошадей вздымали запахи перегноя, полеглой травы. Египетская акация, эбеновые, канифольные, тамариндовые деревья сплетались ветвями над узкой тропой.
Птицы, вспугнутые лошадьми, вскрикнув и покружившись на месте, устремлялись в полет. Прочертят в воздухе синюю, красную или коричневую кривую и сгинут среди листвы. Крупная рысь, убегая, испустила несколько однообразных отрывистых воплей, раскатившихся эхом под плотным навесом зелени. Случалось, тропу пересекала грациозная лань или величественный олень. С ветки на ветку прыгали серые обезьяны.
Они ехали в строевом лесу уже более двух часов, лишь изредка перебрасываясь словами. Фелисите впервые попала в эту часть острова. Иные виды деревьев были ей незнакомы, и порой ей хотелось вволю налюбоваться древовидными папоротниками и даже нарвать букет из их длинных перистых листьев, в которых путалась на ходу ее лошадь.
Добравшись до речки, которую им предстояло перейти вброд, они снова сделали остановку, чтобы дать отдышаться своим лошадям и перекусить самим.
Они устроились на бережку под сенью миробалана, и Фелисите открыла корзинку, которую Розелия приторочила к ее седлу. Она достала оттуда жареного цыпленка, крутые яйца, сладкий пирог и бутылку вина.
— Наш свадебный завтрак, — сказал, садясь, лейтенант, который уже успел привязать лошадей к стволу молодого эбенового деревца.
Он принялся разрезать цыпленка. Всю жизнь, стоило Фелисите закрыть глаза, как перед ней возникала эта картина: оба сидят, прислонившись к дереву, и впервые, как и положено новобрачным, пируют вместе. Лейтенант с почтительной нежностью наклонялся к ней, и то и дело ловил, смеясь, ее руку и, поднимая стакан, говорил, что пьет с ее губ.
Фелисите казалось, что происходит нечто безмерно отрадное и значительное, от чего у нее перехватывало горло, и ей было ясно, что со вступлением в новую жизнь все ее прошлое разом исчезнет, выветрится, как дым. Она согласилась шагать бок о бок с этим мужчиной, деля с ним и радость и горе. Теперь достаточно было ему протянуть руку, чтобы привлечь ее к себе. Он снова поднял стакан:
