Фокусник из Люблина - [56]

Шрифт
Интервал

Напиться, что ли? Есть тут где-нибудь шинок поблизости? На Фрете их много, но там его каждая собака знает. А на Францисканской живут одни евреи, негде выпить… Какая-то забегаловка есть на Буге, смутно припоминал Яша, но как туда попадешь, не пересекая опять Фрету? Пошел по Новинярской, вышел на улицу, которая называлась Болешчь. Так надо бы назвать все эти улицы, пришло ему в голову. Весь белый свет одно непереносимое страдание… Яша опять шел по Буге — уже в обратном направлении. Вечер еще не наступил, а проститутки уже торчали у фонарных столбов. Никто не обратил на него ни малейшего внимания, никто ни разу не окликнул. Неужели я так отвратителен, что даже эти мной не интересуются? Навстречу шел высоченный малый, видимо, поляк, в голубой кепке, клетчатом пиджаке, коротких сапожках с широкими голенищами. Узкое застывшее лицо, будто обглоданное, а на месте носа — кусок пластыря, перевязанный шнурком. Крошечного роста проститутка, едва достававшая ему до груди, подошла и увела парня. На вид ей никак не дашь больше семнадцати. Чего ты испугался? — спрашивал его какой-то голос изнутри. Сифилиса?

Яша добрался до Буги, но трактира, о котором он помнил, не было. Что же теперь делать? Можно бы спросить у прохожих, но Яша стеснялся. Что им до меня? Чего я боюсь? Как козел в капусте!.. И продолжал искать трактир. Это где-то здесь, только в руки не дается. Он так беспокоился, чтобы его никто не увидал, что все теперь на него глядели: и уличные зеваки, и девки эти… даже старики какие-то… Откуда они меня знают? Может, бывали в «Альгамбре»? Не может быть… Шепчутся за спиной, смеются в лицо… Какая-то собачонка залаяла и цапнула его за штаны. Совестно убегать от этой шавки. Но собачонка так разъярилась, так визжала, так лаяла — будто это настоящий пес. Дьявол одерживал верх над Яшей. Но, конечно, ему этого было мало. Он добавлял ему пакость за пакостью. И вдруг Яша увидал трактир. Прямо перед собой. И все вокруг рассмеялись — словно это был общий розыгрыш.

Теперь Яше уже не хотелось туда, но нельзя же вот так просто повернуться и уйти. Приходится сдаваться… Он поднялся на три ступеньки, открыл дверь, и в лицо ударил поток спертого воздуха. Резкий запах водки и пива, смешанный с чем-то еще, наверно, горелого масла и чего-то тухлого… Кто-то играл на гармошке, вокруг мельтешили люди, раскачивались, хлопали в ладоши, приплясывали. Видно, собралась родня. Глаза у Яши заслезились, и некоторое время он вообще ничего не видел. Попытался найти столик. Не было ни столика, ни лавок… Слепота… Ни взад, ни вперед. Он как в западне. Желание выпить превратилось в свою противоположность: он уже думал о выпивке с отвращением. Каким-то чудом перед ним возникла буфетная стойка. Да не пробиться к буфетчику через толпу жаждущих выпить. Яша сунул руку в карман брюк за платком, но не нашел его. Со лба стекали крупные капли пота. Подступила тошнота. Вновь заплясали перед глазами огненные точки: две огромные вспышки, как два пылающих угля.

— Эй, вы! Чего хотите? — спросил его кто-то.

— Я? — переспросил Яша.

— Да, вы, а кто же?

— Может, можно получить стакан чаю? — сказал он, удивленный собственными словами. Тот поколебался.

— Это трактир, а не чайная!

— Тогда, должно быть, водки…

— Стакан? Бутылку?

— Бутылку.

— Четвертинку? Шкалик?

— Шкалик.

— Сороковку? Или шестидесятиградусной?

— Давай.

Чудно все это выглядело, но никто не засмеялся.

— Эй, и чего-нибудь на закуску?

— Да надо бы.

— Соленые сушки?

— Да, соленые сушки. Пойдет.

— Вам бы присесть хорошо куда-нибудь. Я мигом принесу.

— Да негде тут сесть.

— Вон там, у стола.

Теперь и Яша увидал стол.

Это было как на сеансе гипноза. Яша читал про такое в журналах.

4

Только теперь, сидя за столом, Яша понял, до чего же он устал. Дольше терпеть невозможно: надо снять ботинок. Сунул руку под стол и попытался расшнуровать его. Припомнил строку из Писания: «И вот я умираю. Что проку мне теперь в моем первородстве?» Неожиданно страхи, беспокойство, смущение оставили его. Неважно стало, разглядывает ли его кто-нибудь, смеется ли над ним. Никак не получалось развязать шнурок, он потянул сильнее, шнурок порвался. Снял ботинок. Нога пылала, как в лихорадке. Да, это начинается гангрена! Конечно же, гангрена! Уже недолго осталось, и я к ней присоединюсь! Нога его, он это чувствовал, раздувалась, как то тесто, о котором вчера рассказывал парикмахер. Кстати, когда они тут закрываются? Не слишком ли рано?..

Хотелось только одного: сидеть и не двигаться, дать ноге покой. Он прикрыл глаза и погрузился в размышления.

Где-то теперь Магда? Что с ней делают? Должно быть, разрезали. Студенты учатся анатомии. Навалилась страшная тяжесть. Бремя ужаса нависло над ним. Что скажет ее мать? А брат? Так много всего сразу! Такая жуткая кара!..

Кто-то принес шкалик, стопку и корзиночку с солеными сушками. Яша налил, до половины и выпил залпом, как лекарство. Защипало в носу, в горле, на глазах выступили слезы. Может, растереть водкой ногу? — пришло Яше в голову. Спирт в таком деле помогает… Он вылил на ладонь немного водки и растер лодыжку. Помогает или нет, все равно уже слишком поздно! Налил еще стопку и выпил. Водка ударила в голову, но лучше не стало. Ему представлялось: голова Магды отрезана от тела, живот распорот. А всего лишь несколько часов назад она принесла с базара цыплят, собиралась готовить обед. Зачем она это сделала? Почему? Почему? — взывал, вопрошал его внутренний голос. Он и прежде уходил. Она знала все его тайны, была снисходительна к нему. Это просто невероятно, что еще вчера он был в полном здравии, планировал репетиции, сальто на проволоке, и у него была Магда, была Эмилия. Несчастье настигло его, как Иова. Один неверный шаг, одна ошибка, и он потерял все… все… все…


Еще от автора Исаак Башевис-Зингер
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мешуга

«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.


Последняя любовь

Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.


Корона из перьев

Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.


Друг Кафки

Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.


Шоша

Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Пятница, или Тихоокеанский лимб

Мишель Турнье не только входит в первую пятерку французских прозаиков, но и на протяжении последних тридцати лет является самым читаемым писателем из современных авторов — живым классиком. В книге «Пятница, или Тихоокеанский лимб» Турнье обращается к сюжету, который обессмертил другого писателя — Даниеля Дефо. Однако пропущенный сквозь призму новейшей философии, этот сюжет не просто переворачивается, но превращается в своего рода литературный конструктор, из которого внимательный читатель сможет выстроить свою версию знаменитого романа.


Литума в Андах

Живой классик латиноамериканского романа, перуанский писатель №1 – Марио Варгас Льоса (р. 1936) хорошо известен русскому читателю по книгам «Город и Псы», «Тетушка Хулия и писака» и др. «Литума в Андах» – это та сложная смесь высокой литературы, этнографического очерка и современного детектива, которую принято называть «магическим реализмом».Сложно остаться в стороне от политики в стране, традиционно для Латинской Америки охваченной братоубийственной гражданской войной. Литума, герой романа, – полицейский, которому поручено вести дела в небольшом поселке, затерянном в Андах, прикладывает все силы, чтобы удержаться в стороне от разворачивающихся событий, но в конце концов это не удается и ему.


69
69

Как в российской литературе есть два Ерофеева и несколько Толстых, так и в японской имеются два Мураками, не имеющих между собой никакого родства.Харуки пользуется большей популярностью за пределами Японии, зато Рю Мураками гораздо радикальнее, этакий хулиган от японской словесности.Роман «69» – это история поколения, которое читало Кизи, слушало Джими Хендрикса, курило марихуану и верило, что мир можно изменить к лучшему. За эту книгу Мураками был награжден литературной премией им. Акутагавы. «Комбинация экзотики, эротики и потрясающей писательской техники», – писала о романе «Вашингтон пост».


Лесной царь

«Лесной царь» — второй роман Мишеля Турнье, одного из самых ярких французских писателей второй половины XX века. Сюжет романа основан на древнегерманских легендах о Лесном царе, похитителе и убийце детей. Использование «мифологического» ракурса позволяет автору глубоко исследовать феномен и магическую природу фашизма…Роман упрочил славу Турнье и был удостоен Гонкуровской премии. В 1996 году по роману был поставлен фильм, главную роль в котором исполнил Джон Малкович.