Флоренс Адлер плавает вечно - [86]

Фанни почувствовала, как кровь приливает к лицу, а глаза наполняются слезами.

– Мне казалось, ты говорил, что ребе Леви не позволит.

– Я должен был бороться, – сказал Джозеф. – Должен был настоять.

– Ты цитировал мне Маймонида.

– Маймонид жил семьсот лет назад. Что он знал? Он не видел, как ты любишь своего ребенка.

В день, когда ушел Хирам, медсестры на выставке инкубаторов позвонили Фанни домой и велели скорее прийти на Набережную. Когда она добралась до места, они уже перевели ребенка в инкубатор в задних комнатах, подальше от взглядов толпы летних туристов, которые шмыгали по периметру выставочного зала. Она надеялась успеть к последним вздохам сына, держать его за маленькие пальчики, когда он коснется другого мира, но к ее приезду он уже был мертв.

– Мама сказала, что фривольно было давать ему имя.

– Да что нам знать о потере ребенка? – сказал Джозеф. – Мы должны были читать кадиш и справлять йорцайт[33].

Сидя перед инкубатором, Фанни уже знала, что не будет похорон, что они не станут сидеть шиву. Вместо похоронной молитвы она могла предложить своему крошечному сыну только извинения.

– Прости, что не заботилась о тебе лучше, – прошептала она.

Воспоминание, которое обычно было таким ярким, расплылось, когда ребенок внутри Фанни потянул ее за внутренности. Она крепко сжала глаза и вцепилась пальцами в больничный матрас. Когда боль притихла, Фанни напомнила себе, что этому ребенку не было дела, выжил ли предыдущий.

– Мне позвать медсестру? – спросил отец, уже на полпути к двери.

– Который час?

– Почти четверть третьего.

Прошло полчаса с ее последней схватки. Ей не нужна была Дороти Геллер, чтобы понять, – до разрешения оставалось много времени.

– Подождем еще немного.

Джозеф вернулся к стулу и медленно опустился на него.

– Спасибо, – сказала Фанни. – За твои слова о Хираме.

– Иногда я волнуюсь, Фан. Я так увлекся превращением Флоренс в чемпионку по плаванию, что забыл спросить, чего хотела добиться в жизни ты.

– Ох, папа. Я в порядке.

– Разве?

– Я так думаю. Я так надеюсь.

– Быть женой, конечно, очень важно, – медленно сказал Джозеф, – но это не единственная важная в жизни вещь.

– А что еще осталось? – Она не хотела звучать настолько саркастично, но так уж вышло.

– На заводе у меня есть миссис Саймонс. У нее есть муж, но еще она умелый секретарь и невероятно компетентный логист. Она кажется счастливой. Возможно, правильнее даже сказать, удовлетворенной.

Была ли Фанни когда-то удовлетворена? Возможно, в тот день, когда впервые взяла на руки Гусси. Обычно она не чувствовала вообще ничего. Это длилось так долго, даже до смерти Хирама, что она забыла, каково это – чувствовать себя по-другому.

– Когда ребенок немного подрастет, – сказал Джозеф, – может, тебе стоит выйти ко мне на работу?

– В магазине?

– Нет. В офисе. На заводе.

В теории это было захватывающее предложение, но на практике оно могло оказаться менее удачным.

– Вместе с Айзеком? – спросила она, пытаясь представить, как будет справляться с браком, если у него не останется естественных преград, никаких тихих мест, чтобы укрыться. Она представила, как каждое утро будет собирать два обеда. В середине дня, во время перерыва, Айзек будет есть свои пикули – и ее тоже.

– Возможно.

– А Айзеку это понравится?

– Это разве имеет значение? – тихо спросил отец.

На это у Фанни не было готового ответа. Ничего мудрого или язвительного. Она не могла изобразить обескураженность – не сейчас, когда Эстер по всему городу разыскивала ее мужа. Лучше бы она сперва заглянула в больницу. Фанни могла бы подсказать ей, где искать. Или попросить и вовсе не беспокоиться об этом.

– Ты умная девочка. Всегда была такой, – сказал Джозеф.

По правде сказать, Фанни представления не имела, что люди делали в офисах. В секретарской школе она научилась писать меморандумы и деловые письма и отвечать на звонки, но она бросила занятия, прежде чем они приступили к чему-нибудь сложному.

– Я не знаю о бизнесе ровным счетом ничего.

– Научишься.

Джозеф

Когда без четверти три доктор Розенталь вернулся проверить Фанни, Джозеф встал и вышел из палаты.

– Буду ждать в коридоре, – озвучил он, хоть и не был уверен, что его слушают.

Он беспокоился, что не слишком хорошо заменяет Эстер, которая – будь она здесь – знала бы, что нужно спросить у доктора Розенталя и что сказать, чтобы успокоить Фанни. Обе его девочки родились в квартире над магазином, и в каждом случае он только ходил по гостиной да возносил молитву, когда акушерка сообщала, что у него здоровая дочь и, еще важнее, здоровая жена. Шеэхейану[34].

Он услышал шаги жены на лестнице до того, как она появилась в коридоре. Со своего места у палаты Фанни он мог в полной мере оценить ее приближение: уверенный стук каблуков, упрямо сжатую челюсть, широко распахнутые – возможно, впервые за два месяца – глаза. Ее выдавали только морщинки в уголках губ. Она боялась.

– Ты нашла его? – спросил он, когда Эстер подошла достаточно близко для громкого шепота.

– Я сдалась и оставила записку на двери их квартиры.

– Где его черти носят?

– Они не перевели ее?

– Еще нет. Думаю, скоро. – Он изучил встревоженное лицо жены.