Флоренс Адлер плавает вечно - [56]

– Со всем твоим свободным временем?

– Ты говоришь как моя мать.

– Мои искренние извинения, – лукаво сказала Бетти и протянула руку за книгой. Фанни передала ее, Бетти открыла ее ближе к концу и начала читать вслух. – «Однажды ночью в тихом уголке я упокоюсь раз и навсегда». Господь всемогущий, как угнетающе.

– Бетти, мне стоит волноваться?

Бетти закрыла книжку с неожиданно громким хлопком, будто опомнившись.

– Нет нужды, – резко сказала она, обходя кровать и возвращая книгу на прикроватный столик Фанни. Она встретилась с ней взглядом и ласково улыбнулась, но, когда Бетти поправляла свою шапочку, и без того сидящую ровно, Фанни поняла, что девушка лжет.

* * *

Единственным, кто, казалось, и вовсе не переживает из-за растущего давления Фанни, был Айзек. Он забегал в больницу, словно это был продуктовый магазин, а он выполнял обязанности по какому-то невидимому списку: легонько постучать, поцеловать жену в лоб, присесть, но не слишком удобно, чтобы жена не подумала, что ты останешься надолго, объяснить, почему ты не приходил несколько дней, упомянуть, что у тебя назначена очень важная встреча, на которую нельзя опоздать, посмотреть на часы несколько раз, встать и потянуться, отметить, как быстро пролетело время, еще раз поцеловать жену. Чаще всего его визит занимал не больше получаса.

Фанни могла терпеть долгое отсутствие посетителей, но волновалась, как это переживает Гусси. Молчание матери, странное поведение Гусси, когда она приходила в последний раз и то малое, что ей удалось выудить у Айзека, заставляло ее думать, что он не навещал дочь. По крайней мере, не так часто, как ей хотелось бы. Фанни знала о своей предвзятости, но она правда думала, что с Гусси интересно проводить время. Малышка была смешной, смышленой и доброй, и в глубине ее глаз, больших, как океаны, таился свет понимания, который Фанни казался одновременно знакомым и удивительным. Как она переносит безразличие со стороны собственного отца?

В последнее время Фанни начала задумываться, все ли в порядке с Айзеком. Он весь свой последний визит проговорил о поездке во Флориду, которую хотел совершить с Фанни и Гусси после рождения ребенка.

– Мы можем отправиться на поезде, – сказал он, сидя на краешке стула. – Посмотреть на Эверглейдс. Джим говорит, что можно заплатить проводнику, и он на лодке провезет нас по болотам.

– Эверглейдс? – медленно переспросила Фанни.

– Ну да. Во Флориде.

– Я знаю, где он.

– Там аллигаторы, морские черепахи и куча разных птиц. Гусси будет в восторге.

– Ты хочешь взять новорожденного младенца в тропики в летнюю жару? Ты сошел с ума?

– Всего на пару недель. Просто чтобы осмотреться. Оценить самому землю, которую продают в округе Палм-Бич.

– Землю?

– Джим дал мне наводку на землю. Рядом с озером Окичоби. Около сотни акров возле шоссе Коннерс.

– Ты хочешь купить землю во Флориде?

– Цены низкие.

– Разве вся эта флоридская история не лопнула?

– Поэтому это отличная инвестиция.

– Айзек, – медленно протянула она, пытаясь полностью завладеть его вниманием, – мы даже не можем оплатить эту палату.

– Да, но…

– А что насчет дома? Или возврата долга моему отцу?

– Эта сделка даст нам все. Я придержу землю на несколько лет, а когда продам ее, неплохо заработаю.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты еще ничего не подписал.

– Я всего лишь внес задаток.

– Его можно вернуть?

Айзек посмотрел на нее, как будто у нее в голове гулял ветер.

– Задаток – это депозит.

– Который можно или нельзя вернуть?

– У меня есть сорок пять дней, чтобы собрать оставшиеся деньги.

– Ты не отвечаешь на мой вопрос, – настояла Фанни. – Если ты не соберешь оставшиеся деньги, или если твоя жена сойдет с ума, сможешь ли ты вернуть задаток?

– Нет.

У Фанни неожиданно перехватило дыхание.

– Фан, но я соберу деньги.

Она схватилась за живот обеими руками и попыталась сконцентрироваться на глубоких ровных вдохах, как в те моменты, когда Бетти или другие сестры замеряли ее давление. Рожали ли женщины раньше срока от чистого раздражения?

– Фан?

Она не хотела встречаться взглядом с Айзеком, опасаясь, что скажет что-нибудь, о чем после пожалеет. В конечном итоге она тяжко вздохнула и повернулась к мужу.

– Я не могу сейчас это обсуждать.

В голове бил набат. Доктор Розенталь учил ее слушаться сигналов тела. Головные боли, резь в животе, опухшие ноги – все это могло быть плохим признаком. Конечно, эти же симптомы могли указывать на то, что она на восьмом месяце беременности и вне себя от беспокойства. Она откинулась на вечно выставленные в изголовье подушки и закрыла глаза. Теперь давление упало? Ей показалось, что да.

– Я хочу… – начал Айзек, но Фанни подняла ладонь, чтобы остановить его. Она устала от его крупных задумок, от того, что у них вечно не было ни цента. Крепко зажмурив глаза, она могла притвориться, что он не сидел рядом в комнате, что он не уничтожал планомерно их жизнь.

Фанни медленно дышала. Вдох и выдох.

Она смогла уснуть, но во сне оказалась во флоридских болотах. Ребенок, едва рожденный, пропал, и Фанни брела сквозь солончаковые воды, изо всех сил взывая к нему. Грязь у берега была густой, и ноги скользили по ней. Ей пришлось плыть, но вес ее тяжелой ночной рубашки замедлял движения, как и аллигаторы, что щелкали зубами по подолу. И после, казалось бы, часового – но скорее всего лишь минутного – заплыва, Фанни обнаружила ребенка, качающегося по волнам на листе огромной кувшинки. Ребенок лежал без движения, бледный и блестящий под горячим солнцем, будто его часами вымачивали в воде. Над ним кружились три стервятника. Фанни попыталась отогнать птиц, но теперь она не могла вспомнить имя ребенка и, совершенно запутавшись, закричала: «Флоренс!»