Физическая культура и спорт в отражении философских и социологических наук. Социология спорта - [110]

При этом (что характерно) государство как наиболее сильный политический социальный институт подчиняется действию другого социального закона, сформулированного Спенсером как закон «равной свободы». Согласно этому закону каждый человек свободен делать все, что он хочет, если при этом он не нарушает равной свободы другого человека. Государство при этом выступает не машиной принуждения (как, например, в теории К. Маркса), а как некий всеми признанный регулятор, разумно ограничивающий индивидуальный произвол. А если продолжить логику философа, то и произвол отдельных социальных институтов. В итоге Герберт Спенсер абсолютизирует институциональную форму, заменяя ею фактическое содержание социальных законов: социальная система подается им как эволюционирующая организация социальных институтов, а социальные факты как бы отходят на второй план.

А вот Эмиль Дюркгейм, еще один ученый мирового уровня, постулирует в качестве предмета социологии именно социальные факты – основу социальной реальности. Социальные факты, по Дюркгейму, это сложившиеся в обществе модели, стереотипы, образцы действия (поведения, функционирования, мышления, оценки, переживания), из которых как бы состоит процесс социализации каждого индивида. Какой бы «тонкой материей», невидимой и неосязаемой тканью социальной реальности не являлись такие социальные факты, их можно вычислить через отслеживание их подчиняющего воздействия на социальные процессы и поведение людей. По всей видимости, у Дюркгейма одним из наиважнейших образцов, стереотипов, упорядочивающих жизнедеятельность индивидов, выступает чувство социального единства, якобы сформированное согласно принципу «социальной сплоченности». Кстати, рост социальной сплоченности, по мнению Дюркгейма, имеет естественный, закономерный характер, поскольку базируется на производственно-экономическом факторе перехода от натурального к фабричному типу хозяйствования. Хотя социолог и пытается завуалировать социально-экономическую подоплеку этого процесса терминами «механический тип солидарности» и «органический тип солидарности». Соответственно, Дюркгейм убежден, что главным делом социума и его подсистем (например, религии) является расширенное воспроизводство, воссоздание социальной сплоченности путем укрепления образцов, критериев прогресса, например чувства социальной солидарности.

Следующий логичный шаг на пути построения западной социологической теории делает немецкий историк, философ, социолог Макс Вебер. Он довольно скептически относился к материалистическому пониманию истории. Полагая, что идеи и ценности как фактор влияния на социум более значимы, чем фактор экономический, Вебер связывал развитие капитализма с европейской реформацией и протестантской этикой. Кстати, аналогичную связь между иудейской религией, еврейской мировой диаспорой и развитием ростовщичества, банковского дела обосновывал К. Маркс. В протестантской этике Вебер видел (и небезосновательно) ядро капиталистической этики и научного рационализма, как и его предшественники увязывая свойственные капиталистическому обществу религию и науку в одну социокультурную программу. На минуту отвлекаясь от наследия Макса Вебера, вспомним, что в европейских странах устоявшегося католицизма роль либерального, адаптирующего церковь к нарождающемуся капитализму фактора сыграла религиозная политика и философия гуманизма. В России подобную роль, по-видимому, сыграла своеобразная литературно-философская трактовка православия (Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой и другие), оформившаяся в «философии Всеединства» Вл. Соловьева в наиболее зрелом и завершенном варианте.

Итак, Вебер, основываясь на главенстве религиозной этики и научного рационализма, доказывал, что именно воздействие верований и ценностных ориентаций, а не бюрократические структуры с заложенной в них опасной для демократии радикальной рационализацией, обладают истинной преобразующей силой. Поэтому социальное действие он рассматривал как действие именно конкретных индивидов, а не групповых объединений или социальных институтов. При этом Вебер типологизировал потенциально бесконечное разнообразие конкретно-индивидуальных действий в рамках социологической программы, определенной триумвиратом понятий «капитализм», «религия», «наука». Вебер выделил четыре основных идеальных типа (модели, образца) социального действия: целерациональный, ценностно-рациональный, аффективный, традиционный. Эти образцы составляют, по его мнению, базу для типологии легитимного господства, то есть для освященных законом и традицией типов отправления власти (харизматического, традиционного, легального).

Нетрудно заметить, что все перечисленные философы-социологи, как и их многочисленные коллеги (ученые и философы), каждый по своему, искали приемлемое разрешение величайшей (по выражению П. П. Гайденко) коллизии Нового времени, а возможно, и всей эпохи становления и развития научного мировоззрения. Эта коллизия, как уже отмечалось ранее, выражается в вопросе, содержащем в себе противоречие, парадокс: «Как основанное на собственном эгоистическом интересе, по сути, асоциальное и аморальное поведение конкретных индивидов привело к построению общества, ратующего за всеобщее благоденствие, свободу и социальную справедливость?». Ответ на поставленный парадоксальный вопрос искала политическая, экономическая, историческая наука и философия. В социологии четкий и наиболее циничный ответ, разрешающий данную коллизию, был дан итальянским социологом, философом, экономистом