Фистула - [22]
«Мама, а это кто фирикает?»
«Это?.. Это королёк, наверное желтоголовый».
«Фнафит у нефо фёлтая голофка?»
«Ну, у него причёска как у тебя, только ярче».
«Фот бы на день фтать птифкой!»
«Да, сынок, вот бы…»
На обратном пути Капитан почти не обращался ко мне – он снова отвечал на звонки, на этот раз подолгу выслушивая собеседников и угукая с почти птичьей регулярностью. С сестрой мы даже не переглядывались – мне ещё предстояло обдумать всё то, что она рассказала. Я смотрел в сторону леса, на низкие синеглазые травы, непереводимые письмена древесной коры, серёжки-гусеницы на ветвях. На тропе мы никого не встретили, только раз мне показалось, что человеческий силуэт промелькнул среди деревьев, но если даже зрение меня не обмануло, то этот кто-то уходил дальше в лес. Лев после купания стал ещё активнее и разговорчивей.
«Дядя, а фы фнаете, фто фо дфоре нафей фколы фыроф фелый леф! Фа одну неделю!»
«Львёнок, ну что ты говоришь, такого быть не может».
«Мофет! Их никто не фадил! Такие больфые дерефья! Одно фырофло прямо на футбольном поле!»
«Ладно, сынок, перестань уже».
«Но, Мама, это на фамом деле…»
«Погодь… Так, сын, хватит. Не расстраивай мать. Алё, угу».
«Хорофо, Папа…»
Вернувшись, все разошлись: сестра отправилась заниматься кухонным копошением; Капитан выпустил трёхногого пса гулять по саду и теперь сидел в беседке, смоля сигариллой; Лев, изображая истребитель, взлетел на свой этаж и там запропастился; один я не мог найти себе места. Заложник арифметики, я отсчитывал минуты, дожидаясь назначенного на семь ужина: сорок пять минут, сорок три минуты, сорок одна, сорок, тридцать девять, тридцать девять, да сколько можно. Капитан поймал меня, бродящего без дела, и попытался устроить ещё одну экскурсию, теперь посвящённую архитектурным особенностям дома, теплоизоляции стен и системе водоотведения; попутно он в красках рассказывал о губернаторских чертогах, от которых, по-видимому уже давно, находился под большим впечатлением. Пару раз я пытался прервать его многословные рассуждения, но он, явно улавливая мои намерения, клал косматую руку мне на плечи и почти затаскивал в очередную комнату. Когда дело дошло до ужина, я чувствовал себя изнурённым и с трудом мог поддерживать разговор, но оказалось, что мои испытания только начались.
«Ну, шурин, расскажи хоть, чё ты, как ты, чем ты по жизни-то занимаешься?»
Вопрос был задан в тот момент, когда сестра заставляла стол каким-то абсурдным количеством блюд, как если бы нас за столом было не четверо, а раза в два больше. Салаты, гарниры, паштеты, нарезки, закуски, десерты и вина – на один ужин эта семья тратила столько, сколько нам в детстве хватало недели на две. Сложно было вообразить, как много времени и мыслей у сестры теперь уходило на то, чтобы набить животы мужу и сыну.
«После школы я поступил в тот же университет, что и Ариадна. С тех пор я уже его закончил и теперь числюсь там научным сотрудником».
«Понятно, значит, не служил».
Сестра поставила перед Капитаном главное блюдо – две фаршированные овощами запечённые форели, серебристо-оранжевые, выпучившие мёртвые глазки. Ещё по рыбине досталось ей самой и Льву (он поморщился), а передо мной встала тарелка с запечённым картофелем – сестра знала, что я ни при каких обстоятельствах не буду есть рыбу или морскую живность. Муж её, конечно, не оставил это без внимания.
«Ты что, из этих, что ли?»
«Просто он с детства рыбу не любит. Поэтому и нужно было заранее предупредить о приезде, я бы что-то другое придумала».
Я не сразу обратил внимание, что после возвращения с озера сестра переоделась уже в третий раз. Теперь на ней было золотистое платье с чёрным цветочным орнаментом, на лице появился дополнительный макияж (губы стали ещё жирнее), на ногтях – медный лак. Стараясь не засматриваться, я поворачивался то в сторону Льва, уныло ковырявшегося в рыбном тельце, то в сторону окна, выходившего на сад, по которому бродил красноватый вечерний свет. Капитан жрал с мерзким чавканьем; облизывая толстые маслянистые пальцы, которыми предпочитал отрывать куски форели, он причмокивал и издавал низкий, похожий на мычание стон; рот его тоже блестел от жира, в уголках и на бородке копилась розоватая рыбная крошка. Говорил он, не удосуживаясь дожевать очередной кусок.
«Ну так и чё ты там в своём университете делаешь?» «Очередных мерзавчиков небось изучаешь?» «Хи-хи, мерфаффики!»
«Сейчас я… Сейчас мы занимаемся механизмами функционирования памяти у аплизий».
«Эт чё, рыбы такие?»
«Мерфаффики! Мама! Мама, ты фмефно пофутила!»
«Это моллюски, которых ещё называют морскими зайцами. Их строение удобно для изучения нервной системы. Мы извлекаем фрагмент РНК, отвечающей за определённый рефлекс, и пересаживаем другой особи. Фактически одна аплизия получает кусочек памяти другой…»
