Фистула - [24]
«Мой батя ччеловек военный был-на. Он меня всему науччил-на…»
Дождавшись, когда девятый час наполнится до половины, сестра тихонько подошла к сыну, не отрывавшему лица от чёрного аппарата, и коснулась плеча – Лев вздрогнул, опустил пластину и осмотрел комнату как в первый раз, нелепо хлопая глазёнками. Мать прошептала ему несколько слов на ухо, и мальчик беспрекословно поднялся из-за стола, поцеловал в щёку отца, затем меня, пожелал нам фпокойной нофи и пошёл в сопровождении Ариадны в ванную. Капитан и без них продолжил знакомить меня со своими житейскими воззрениями.
«…это, брат, правда жжзни-бль. Если ты нормальн ччеловек, если ты НОРМАЛЬНЫЙ-НА!.. Ты просечшшь тогда-бль. Это как семья, дети-бль. Как любовь к бабе-на, мы ради этого и жжвём-на… В этом вся правд жжзни-на…»
За пьяным монологом (в какой-то момент он вообще перестал ждать от меня ответных реакций) я наблюдал ещё долго. Речь хозяина дома потеряла последнюю связность, но мне было даже любопытно её слушать – так сильно она напоминала о разложении нашего отца. В их великаньей манере пьянеть было много общего, и особенно странная двойственность – начиная с определённого этапа (в этом случае – со второй трети коньячной бутылки) от хмельного возбуждения начала отделяться какая-то сосредоточенная подозрительность, которая временами как бы полностью захватывала взгляд и мысль пьющего. Капитанское пузо было бездонным – до конца он не пьянел и явно был начеку, точно рассчитывал, до какой степени ему нужно демонстрировать свою расслабленность и в какой мере она соответсвует его настоящему состоянию. Пьянство было для него наукой, инженерным делом, и сколько бы он ни влил в себя, мне не удалось бы при всём желании застать его врасплох. Отец наш тоже был таким до недавнего времени, только в свой последний большой запой он растерял настороженность.
«Мне вас жжлко, конччно-бль. Потьряли мать-на… Лан хоть мать, главн, шшто есть отец-бль. Без отца семьи нет-на. Да ччё там, без отца страны нет-на…»
На улице почернело, ошалело залаял пёс, захрустел дождь, ветер то и дело бросал фейерверк капель в окно. А ведь ещё каких-то пять часов назад Лев с отцом могли купаться в озере, и вода была тёплой, светило солнце, девушки загорали под ним (заметили ли они меня?), а сестра сидела совсем близко… Она спустилась к нам, уложив сына. Капитан в это время возмущённо рассуждал, что в школе у Льва нет военной подготовки и из него растят непонятно что. Торопливо наполнив посудомойку и протерев стол, сестра попрощалась со мной до утра, а мужа нарочито проигнорировала.
«Иди, иди-бль. Готовсь-на».
Дождь усилился. Но втором этаже хлопнула дверь. Капитану наскучила собственная болтология, он гаркнул на торчащий в углу дисплей, и тот отозвался цветастой вспышкой. После голографической проекции развевающегося государственного флага из экрана выступили две говорящие головы: рассудительная мужская и улыбающаяся женская, служащая приложением к глубокому, приковывающему взор декольте. Они оповещали население о вале хороших новостей. Забил фонтан экономических рекордов законодательных инициатив инновационных технологий антитеррористических операций благотворящих олигархов зарубежных кризисов. В перерыве между сюжетами о скачке уровня жизни и раскрытом иностранном заговоре дисплей спроецировал голограмму дисплея, который может проецировать голограммы более высокого качества.
«Ого! Над заказать-бль…»
Дыба времени издевательски растягивала десятый час. Я вспомнил о своей усталости, о ноющем запястье, о тоске и тревоге этого издыхающего дня и решил, что с меня достаточно.
«Шшрин, поджжди, поджжди-на. Вон видшшь на серванте глубая коробччка с таблетками-бль. Подай, пжжласта… Спсиб, ччдесных снов…»
Девять пятьдесят три – я поднялся на второй этаж. Небоворот туч заглотил луну, и отведённая мне комната стояла как в тёмном тумане, но молодое стройное тело Европы с громадной картины и великолепная семёрка звериных черепов светились мутной белизной. Я лежал напряжённо, погрузившись в непривычно мягкую топь кровати, и прокручивал в памяти этот лживый день кадр за кадром. Подсчитывал, сколько раз я замалчивал правду. Моё имя? Без ответа. Подшитый отцовский плащ? Нет, просто похож. Следы на руке? Случайно упал, только и всего. Жильё? Университетское общежитие. Работа? Лаборатория по изучению механизмов памяти. Мои мысли о ней? Ничего особенного. Отец? Отец дома, живёт как прежде, не желает её знать, и постоянно вокруг него ошиваются паразиты.
Думать об этом было до тошноты неприятно. Гадать, что случится завтра, и вовсе не было сил. На улице распоясался шторм, шум затопил мою прохудившуюся память, в нём глохли слова (и вопли), но иные жестокие звуки просачивались через него и слышались теперь с какой-то особенно острой отчётливостью. Псиный лай за окном запрыгнул в комнату сквозь стекло и впился в лицо. Дремучие часы, которые днём ещё казались тихими, принялись щёлкать мучительно громко, каждое постукивание – как крючок, вонзающийся в щёку. Я неловко вынырнул из кроватного болота и схватился за цветок-маятник, пытаясь его утихомирить. Сверкнула молния, спустя долгую па
Владимир Алексеев – представитель поколения писателей-семидесятников, издательская судьба которых сложилась печально. Этим писателям, родившимся в тяжелые сороковые годы XX века, в большинстве своем не удалось полноценно включиться в литературный процесс, которым в ту пору заправляли шестидесятники, – они вынуждены были писать «в стол». Владимир Алексеев в полной мере вкусил горечь непризнанности. Эта книга, если угодно, – восстановление исторической справедливости. Несмотря на внешнюю простоту своих рассказов, автор предстает перед читателем тонким лириком, глубоко чувствующим человеком, философом, размышляющим над главными проблемами современности.
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Эльф по имени Блик живёт весёлой, беззаботной жизнью, как и все обитатели "Огненного Лабиринта". В городе газовых светильников и фабричных труб немало огней, и каждое пламя - это окно между реальностями, через которое так удобно подглядывать за жизнью людей. Но развлечениям приходит конец, едва Блик узнаёт об опасности, грозящей его другу Элвину, юному курьеру со Свечной Фабрики. Беззащитному сироте уготована роль жертвы в безумных планах его собственного начальства. Злодеи ведут хитрую игру, но им невдомёк, что это игра с огнём!
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
В новом романе бесстрашный талант Кирилла Рябова опускается к новым глубинам человеческого отчаяния. Главный герой книги получит от жизни все удары, которые только можно получить: у него умирает жена, с этого его несчастья только начинаются… Впрочем, все это для того, чтобы, пройдя подводными норами мрачной иронии, вынырнуть к свету и надежде.
Воспоминания В. Л. Топорова (1946–2013) — знаменитого переводчика и публициста — посвящены в основном литературной жизни позднего СССР. В объектив мемуариста попадают десятки фигур современников от Бродского до Собчака — но главная ценность этой книги в другом. Она представляет собой панорамный портрет эпохи, написанный человеком выдающегося ума, уникальной эрудиции и беспримерного остроумия. Именно это делает «Двойное дно» одной из лучших мемуарных книг конца XX века.
Загадочные события, разворачивающиеся в закрытом городе Покров-17 Калужской области в октябре 1993 года, каким-то образом связаны с боями, проходившими здесь в декабре 1941-го. И лично с главным героем романа, столичным писателем и журналистом, которого редакция отправляет в Покров-17 с ответственным заданием. Новый захватывающий триллер от автора «Калиновой ямы» и «Четверо», финалиста премии «Национальный бестселлер», неподражаемого Александра Пелевина.
Настоящее издание возвращает читателю пропущенный шедевр русской прозы XX века. Написанный в 1970–1980-е, изданный в начале 1990-х, роман «Мальчик» остался почти незамеченным в потоке возвращенной литературы тех лет. Через без малого тридцать лет он сам становится возвращенной литературой, чтобы занять принадлежащее ему по праву место среди лучших романов, написанных по-русски в прошлом столетии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.