Финская баня - [13]

Тут дверь открылась и на кухню несмело вошли два мальчика: один рослый, лет пятнадцати, а второй — около десяти, еще дитя, оба стриженные, светлоголовые, в школьной форме темно–синего цвета. Сказали «тэрвэ», не зная, что делать дальше — видимо, решили напомнить о себе.

— Вот это мои школьники, старший Матти, младший Бруно, — кивнул в их сторону Хапайнен. — С ними хлопот больше, потому что вырастут — и в солдаты. А девка что? Отдал замуж — и спокоен… Марта, покорми мальчишек, им уже в школу пора. Ты не забыла?

— Не забыла, дорогой Якоб, не забыла, — сказала жена и стала собирать тарелки, миски с едой, ложки и вилки. Они втроем скрылись за дверью. А они, трое мужчин, уже приступили к чаю, заваренному на ягодах можжевельника, в прикуску с клюквенным вареньем, и говорили дальше, точнее, говорил сегодня преимущественно хозяин. Начал с вопроса:

— Мы не договорили о твоей фамилии… Ты родственник русского посла в Швеции Коллонтай, или нет? Или просто похоже звучит?

Колотай знал, кто такая Коллонтай — что она жена председателя Центробалта Дыбенко, которого в конце тридцатых расстреляли как врага народа, но что она была в Швеции послом — не знал и удивился. Вот почему Хапайнен заинтересовался им еще там, когда разбирали пленных, а может, еще и до этого, кто знает? Только он сам. Так что? Схитрить или сказать правду? Разочаровать?

— Нет, нет — никакой не родственник. Просто фамилия немного похожа, но не все буквы совпадают, — ответил Колотай, наблюдая за выражением лица Хапайнена.

Но не таков финн, чтобы можно было прочитать выражение его лица. Лицо его было словно вылито из бронзы, только глаза двигались. Но по всему видно, что Хапайнен не поверил, ничего не ответил и как бы задумался. Как раз на кухню вернулась Марта, и он заговорил с ней о чем–то, может, даже о своих школьниках.

Колотай между тем допил свой чай и поблагодарил хозяйку и хозяина за вкусный завтрак: он просто ожил за их гостеприимным столом, добавив, что пленных так нигде не кормят.

— На здоровье. Я рада, что тебе понравилось, — ответила хозяйка с улыбкой. — А как я говорю по–русски? Тебе не смешно?

— Что вы! — подхватил Колотай. — Вы хорошо говорите, может, даже лучше меня, я сам учился по–белорусски, а наш язык отличается от русского, и местами даже очень.

— Так ты не русский, не веняляйнен? Ну и хорошо, русских я не люблю, потому что они напали на нас, хотят опять присоединить к России, как при царе… Чтобы мы язык их изучали, как тогда, до революции, а свой забыли. Моего мужа в школе называли Серебряный, а не Хапайнен, как его финская фамилия. Правда, Якоб? — спросила у мужа. Тот только кивнул. — Если бы они здесь пробыли эти двадцать лет, то многие уже и забыли бы, что они финны.

— Это они умеют делать, нет, чтобы что–то хорошее, — вмешался Хапайнен. — Но хватит лясы точить. Как вы, парни, готовы стать на лыжи? Погода позволяет, хоть и мороз.

— Я готов, — ответил Колотай. — Только где взять лыжи?

— Лыж у нас хватает, чтоб чего хорошего, — успокоил его хозяин и обратился к сыну по–фински, может, сказал то же, что и Колотаю.

Наконец решили: хозяин едет осматривать свои лесные владения, а парни — Юхан и Васил, как называл его Хапайнен, — должны сегодня сделать пробный выход на лыжах в пределах где–то километров двадцати–тридцати, а если все будет идти гладко — то и больше.

Они собирались долго и основательно: примеряли лыжи, проверяли крепления, выбирали обувь. Колотаю дали вместо валенок финские пексы, и он почувствовал, как удобно ногам, как хорошо в них ходить на лыжах. Главное, что в пексах гнулась подошва, в то время как в валенках она была почти неподвижная, как лубяная. На свои спортивные костюмы они надели непромокаемые куртки цвета хаки с капюшонами, на головы — теплые вязаные шапочки, на глаза — темные очки, на руки — теплые рукавицы из овчины.

Хапайнен, все проверив и осмотрев их, пошутил, что они похожи на десантников, а еще больше — на шпионов. И посоветовал не попадаться на глаза пограничникам, которые иногда любят промчаться на своих снегоходах по новым дорогам. Лучше идти глухими тропами, по целику, хоть это и тяжелее. Он о чем–то поговорил с сыном по–фински, называл какие–то пункты — деревни или городки, через которые они должны пройти, чертил палкой по снегу карту их маршрута, Юхан согласно кивал головой, что–то вроде уточнял.

Оставалось два вопроса: какие документы брать с собой Юхану, а второй — брать ли с собой охотничье ружье. Документы у Юхана имелись, а вот у Колотая на руках ничего не оказалось. Его красноармейская книжка, как сказал Хапайнен, осталась там, где они сидели до распределения, а вместо нее на руки Хапайнену выдали справку, что советский пленный такой–то и такой–то находится в распоряжении и под опекой Якоба Хапайнена, отвечающего за него, Колотая, головой. В свою очередь, пленный Колотай должен во всем подчиняться воле своего хозяина и служить ему верой и правдой. В противном случае пленного ждет заключение и тюрьма.

Такая справка на финском языке была на руках у Хапайнена, и теперь он передал ее Юхану — на случай, если наткнутся на воинский патруль.