Финляндский разгром - [9]

— 24 —

повидимому, им и не придавалось в то время особенного зиачения. Я говорю: "в то время", потому что в виду последних событий становится очевидным, что все эти предварительные прижимки составляли не что иное, как часть сознательно задуманного заговора, имевшего целью свести финляндскую конституцию к нулю.

Начало теперешнеи сумятице положил несчастный законопроект об армии, предложенный сословиям Финляндии на чрезвычайном собрании, созванном исключительно для этой цели, генерал-губернатором Бобриковым в конце минувшего января. Во вступлении к этому "милостивому предложению" говорится: "Единство русской армии требует введения полного однообразия в отношении комплектования списков армии как в военное, так и в мирное время; посему настоящий закон, предлагаемый чрезвычайной сессии Сейма, составлен нижеследующим образом по нашему милостивому распоряжению, в отмену правил, содержащихся в Акте об армии от 18 декабря 1878 г., утвержденном Его Величеством (покойным царем Александром II) для Великого Княжества финляндского". *)

Затем излагаются подробности в 286 статьях. Главною целью этого нового закона об армии было слить финляндскую армию с русской, и важнейшим политическим последствием его было бы то, что финские войска уже больше не служили бы, как до сих пор было, исключительно для защиты самой Финляндии от внешних врагов, — наоборот, по предложенному закону, военные силы Великого Княжества могли быть во всякое время передвинуты в Россию, и обратно, русские офицеры могли быть присылаемы командовать финскими батальонами. А так как, в последнем случае, нельзя предположить, чтобы русские офицеры взяли на себя труд изучить оба официальные языка Финляндии (шведский и финский), то их присутствие в финской армии неминуемо привело бы к введению русского языка (в настоящее время он употребляется в Финляндии только при отдаче команды в армии), а родные языки подвергались бы риску очутиться в положении местных наречий, терпимых лишь из милости. Что это не было воображаемой только опасностью,

*) Это вступление занимает 21 с половиной столбца in folie в приложении к руководящей финской газете Nya Pressen от 25 января 1899 г.

— 25 —

ясно видно из некоторых параграфов в предложенных новых правилах и, в особенности, из того пункта, в котором обещается значительное сокращение обязательного срока военной службы лицам финского происхождения, которые будут обладать знанием русского языка. Для Сейма принять эти военные предложения в их настоящем виде было бы равносильно политическому самоубийству; и русский генерал-губернатор Финляндии, по-видимому, доложил куда следует, что единственный ответ финских сословий может быть лишь non possumus, так как, не успев еще даже обсудить предложенный на их рассмотрение новый законопроект, сословия вдруг очутились лицом к лицу с новым, совершенно непредвиденным и неизвинительным актом деспотизма. В Петербурте было решено лишить финские сословия их права veto по отношению к законопроекту об армии и, таким образом, спасти Россию от политического поражения в ее же собственных пределах; цель эту предполагалось достигнуть чрезвычайно простым средством, а именно, незначительным изменением финляндской конституции посредством царского манифеста.

Говорят, что проект этого манифеста был выработан на совещании, состоявшемся в Петербурге в начале текущего года под председательством Великого Киязя Михаила Николаевича и при участии, между прочим, реакционера Победоносцева и генерал-губернатора Бобрикова. Вопреки протесту министра-секретаря Финляндии, генерала Прокопе, проект был принят большинством голосов и тотчас же поднесен на утверждение царю, который собственноручно и начертал на нем: "быть по сему". Но прежде чем прибегнуть к такой чрезвычайной мере, решено было сделать через посредство генерал-губернатора Бобрикова последнюю попытку уладить дело по доброму старому русскому обычаю, полюбовно. Около средины февраля генерал Бобриков обращается частным образом через своего главного секретаря полковника фон-Минквица к барону фон-Тройлю, Ландмаршалу, или Президенту финского Сейма, прося его употребить свое "большое влияние" на Сейме и убедить своих друзей и сторонников проявить свое верноподданничество сколь возможно большими уступками военному законопроекту — в интересах самой страны. Фон-Тройль ответил коротко и ясно: "поклонитесь от меня Его Превосходительству, сказал

— 26 —

он, и передайте ему, что финский закон считает преступником всякого, кто в течение сессии Сейма пытается оказать какое бы то ни было предосудительное давление на своих парламентских товарищей". После этого генерал Бобриков снова отправился в Петербург и доложил, что население Великого Княжества безнадежно упорствует. 14-го февраля он вернулся в Гельсингфорс с известным нам уже злополучным манифестом в кармане.

Нет надобности подробно излагать манифест и формулированные в приложении к нему "grundstadgaden", или основные статуты: их содержание и значение можно отметить в двух словах. Они без дальних околичностей постановляют, что отныне один лишь государь будет решать, какие вопросы общегосударственные и какие — чисто местного характера, могущие быть предоставленными ведению сейма. Издание такого указа является просто на просто coup d'Иtat — насильственным государственным переворотом, так как оно выражает решение конституционного монарха (т. е. Великого князя Финляндии) впредь игнорировать в известных случаях ту самую конституцию, охранителем которой он является. Отныне по всем вопросам, которые император сочтет относящимися ко всей империи, включая сюда и самую Финляндию, финского сейма как бы и не будет. А между тем в Landtagsordning, или парламентском статуте 1871 г., который Николай II клятвенно обещал соблюдать, значится совершенно явственно: "основные законы могут составляться, дополняться, обнародоваться и отменяться лишь по предложению Императора Великого Князя и с согласия всех сословий государства (Финляндии)". До сих пор в сомнительных случаях вопросы, которые касались одновременно России и Финляндии, окончательно формулировались на совещаниях министров обоих государств, так что для каждой из обеих составных частей империи издавались не общие, а отдельные, хотя и тождественные законы. Оттого наиболее зловещей чертой манифеста 15 февраля является то, что впредь финляндцы никогда не могут быть уверены, какие вопросы русскому императору заблагорассудится признавать "общегосударственными". Поэтому мы нисколько не преувеличим, если скажем, что манифест этот является смертельным ударом для свободы Финляндии,