Финики - [13]

      - Расул, - начал Слава, - ты теперь командуешь сворой обезьян?

      Смуглая волна качнулась было по направлению к пареньку, но её властным окриком удержал в повиновении высокий мужчина в чёрной кожаной куртке и поседевшей щетине на подбородке. Я узнал отца Расула, который пару раз приходил на родительское собрание, и одиночкой сидел в углу вместе со своим отпрыском. Расул часто хвастался, что он держит одну из организованных преступных группировок.

      - Раз тот один, - властно сказал он, - то пусть наш разбирается сам.

      Это стало командой к будущей драке. После небольшой перепалки, они вцепились друг в друга. Не смотря на борцовские навыки Расула, Слава сделал подсечку и рухнул сверху на Обои. В его руке тут же появился кастет, который смачно врезался в скулу парня, который, не долго думая, завопил:

      - Помогите!

      Слава не успел снова занести руку, как мощным пинком под рёбра был скинут с Расула. По его спине с гулом ударил железный прут, отчего скинхед буквально влип в землю. С визгом, который бы оценил Дарвин, его начали пинать и охаживать по голове оружием. Седой мужчина в это время помогал подняться сыну, залитому кровью и обезумевшему. Он, вторя повелительному окрику отца, растолкал помощников и попытался рывком поставить Славу на колени.

      - Отвалите! Это... я сам. У меня к фашне дело.

      Голова скина была густо полита кровью, как повидлом. Он, покачиваясь, встал, прижимая руки к рёбрам. По наследству от Славы мне досталось несколько секунд долгого, осуждающего взгляда. Я должен был помочь тому, кого недавно считал другом, но от вакханалии страха, который устроил макабр во внутренностях, единственное, что я мог сделать, так это обмочиться. После нескольких злых ударов, пришедшихся по лицу Ника, от которых тот всё же не упал, он нашел в себе силы сказать Расулу:

      - Дело говоришь? - выплюнутый зуб летит на землю, - какое у тебя, осёл, может быть ко мне дело?

      - Это ты осёл! Ты щас за всё ответишь!

      Слава разлепил окровавленные губы:

      -Хочешь, докажу тебе, что я не осёл?

      Расул не отвечая, медленно, наслаждаясь моментом, достал нож, который передал ему отец. Возможно, Ник просто не видел его, так как был крещён кровью, и я хотел было крикнуть об этом, но... не стал. В тот момент я не являлся личностью, а был навозным жуком.

      - Ты же не хочешь меня изнасиловать, так? - продолжал Слава и я подумал, что ему отбили мозг.

      Расул властно сказал:

      - Ты чё мелишь? Пидор что ли? На хрен ты мне сдался. Щас тебе конец придёт, сука русачья.

      - Отлично, значит мне нечего бояться. Это простейшее доказательство того, что я не осёл. Если ты не хочешь меня изнасиловать, значит... я не осёл....

      Это была последняя Славина шутка в жизни.

      Расул бил его долго, до кровавой рвоты, до волдырей на собственных пальцах. Вокруг рта парня трава налилась багрянцем и пригнула пожухлые стебли, словно в небе взошла кровавая луна. Я видел, как твердый эфес ножа впивался в лицо скинхеда. А затем, размахнувшись как при косьбе, Расул с силой вогнал нож в живот Ника. Ещё и ещё, так, что меня самого охватил нервный спазм.

      - Ай, молодец! - заверещал один из айзеров, снимающий избиение на видео, - смерть скинам! Смерть русакам!

      Расул застыл, тяжело дыша и держа в руке окровавленный нож. Крови на нём почти не было, лишь какие-то бледные розоватые полоски. Он грозно глянул на меня:

      - Если ты кому расскажешь, тебя точно также прикончим. Ты понял? Ты понял, сука, что с нами нельзя шутить?

      Мне не требовалось отвечать, мой ошеломлённый вид говорил сам за себя. Затем бандиты, несколько раз плюнув на лежащее тело, заскочили в автомобили. Вереница машин укатила вдаль, оставив на земле избитое тело Славы. Разгорячённая от драки земля прогибалась под моей поступью. Я заставил себя присесть рядом с телом и с икотой, подступившей к горлу, потрогал парня за шею. Под ней как будто слабо стрекотал сверчок. На моей руке медленно сомкнулись пальцы Славы.

      Он был жив.

***

      Моё сердце впитывало стыд. Я даже впервые решился почитать Ницше, о котором так много говорил Слава, потому что чувство трусости, превращало меня в ватного манекена. Когда на следующий день Расул ободряюще хлопнул по плечу, то меня чуть не вырвало от омерзения к себе. В последний раз я так страдал в шестом классе, когда предмет моих воздыханий, которому я посвящал первые ломкие стихи, вдруг начала целоваться с другим мальчиком. Правда, тогда мне хватило на исцеление два дня, а теперь я не находил себе места уже с неделю.

      Слава лежал в одной из городских больниц. Собрав всю волю в кулак и сжав в нём получившуюся сахарную крупинку, я решил проведать приятеля. Мне отчаянно не хватало его острых шуток и расшитой идеями эрудиции. Мне выдали старый застиранный халат, такой жёлтый, что создавалось ощущение, что на него мочились все поколения больничных посетителей, начиная прямо со Сталина. По крайней мере, здание больницы выглядело так, как будто в нём только вчера закончилась война. Причём оказалось, что в ней победил не СССР, а какое-нибудь африканское племя мумба-юмба. Напитавшийся гнилью пол был покрыт дырявым линолеумом и из сочащихся серым пушком прорех, больных пытается укусить за ноги какой-то госпитальный монстр. Потолок был напомажен белой известью, часто уже почерневшей и все обширные перекрытия напоминали бесформенную шахматную доску, на которой побеждали тёмные фигуры.