Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей - [16]

Шрифт
Интервал

После суда, когда судьба его уже была решена, он собрал нескольких своих сторонников. Они были безутешны, но сам Сократ оставался жизнерадостным и загадочно-застенчивым до конца. «Но вот уже время идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога», — сказал он.

Великолепные последние слова. Чаще всего биографии Сократа заканчиваются именно здесь. Да вот незадача: эти слова не были последними. В диалоге «Федон» Платон рассказывает о предсмертных минутах философа.

— Критон, — подозвал он своего друга, — мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте.

— Непременно, — отозвался Критон. — Не хочешь ли еще что-нибудь сказать?

Но на этот вопрос ответа уже не было. Сократ умер.

В чем смысл такого, казалось бы, прозаического исхода? Веками ученые размышляли над этим. Некоторые склонны истолковывать слова Сократа в мрачном духе. В те времена петухов приносили в жертву Асклепию, богу медицины; возможно, Сократ хотел сказать, что жизнь сродни болезни, которую надо излечить. А может быть, он так призывал нас вернуться к земной жизни, пока сам возносился на небо. Возможно, он хотел, чтобы мы, сражаясь с великими вопросами жизни, не забывали о мелочах. Помни о своих обязательствах гражданина, друга. Будь человеком чести. Должен кому-то петуха — не забудь отдать.

А может, все было гораздо проще и прозаичнее: уже начинал действовать яд цикуты, и последние слова философа были лишь болезненным бредом. Точно не знает никто и, видимо, уже не узнает.

Но вот что я скажу: царь вопросов покинул этот мир, окруженный ими, и мы до сих пор чешем в затылках и удивляемся — лучше не придумаешь! Сократ не смог отказать себе в удовольствии посеять в наших головах еще одно зерно сомнений. Еще один вопрос, который надо прожить.

3. Гулять, как Руссо

Время: 14 часов 42 минуты. Поезд Swiss Federal Railways № 59, следующий из Базеля в Нёвшатель.

За окном неспешно разворачивается швейцарский сельский пейзаж. То есть это, конечно, мне кажется, что неспешно. Скорость — понятие относительное. Поездка на поезде, да еще сквозь розовый туман ностальгии, — словно возврат к простому аналоговому времени. Я сажусь на поезд, чтобы сменить ритм жизни, напомнить себе, каково это — никуда не спешить.

Но так было не всегда. Когда поезда только-только появились — в XIX веке, — люди относились к ним с беспокойством, граничащим с ужасом. «Я чувствовал себя пушечным ядром!» — заявил один из первых пассажиров. «Будто я живая посылка», — вторил ему другой. Скорость, с какой никогда раньше люди не передвигались по суше, превращала привычную сельскую местность в какое-то дикое размытое пятно. В письме от 22 августа 1837 года Виктор Гюго так описывал вид из окна поезда: «Цветы у края дороги — это уже не цветы: это пятна, или, скорее, полосы, красного и белого цвета… Все превращается в цветные полосы: поля — огромные желтые, люцерновые луга — длинные зеленые… Время от времени возникает тень, очертания, призрак — и тут же со скоростью молнии исчезает позади»[35]. Поезд, в котором ехал Гюго, двигался со скоростью километров пятьдесят в час. Что и говорить, скорость — понятие относительное.

Искусствовед Джон Рёскин, один из главных противников железнодорожного транспорта, сказал так (и это до сих пор актуально): «Любое путешествие тем скучнее, чем выше скорость передвижения»[36].

И вот мой швейцарский поезд почти беззвучно скользит (да, швейцарские действительно скользят) сквозь окружающий пейзаж, а я воображаю, что сказал бы Рёскин о полете на самолете. Наверняка ничего хорошего.

У транспорта своя эволюция: выживает быстрейший, забываются те, кто остался позади. Мы движемся слишком быстро, чтобы остановиться и спросить, как мы здесь оказались: запаянные в алюминиевую трубку, мчащиеся в пространстве на такой огромной скорости, что пейзаж вокруг не то что размывается — он едва различим. Конечно, развитие скоростей длилось не один день, равно как и у нас, людей, не за один день развились увеличенный мозг и отстоящие отдельно большие пальцы. До самолетов были поезда, до поездов — кареты, до карет — езда верхом. Но давайте обратим взгляд еще дальше в историю. К самому ее началу.

В начале были ноги.

* * *

Жан-Жак Руссо был человеком разносторонним: философ, писатель, композитор, эссеист, ботаник, самоучка, бродяга, политический мыслитель, мазохист. Но прежде всего он любил ходить пешком. Бродил он часто и в одиночестве. Конечно, гулять вдвоем или компанией тоже приятно, но по сути своей пешая ходьба — дело индивидуальное. Мы гуляем сами по себе. Смысл пешеходства — свобода. Свобода уходить и возвращаться, когда хотим, путать следы, — в общем, как говорил Роберт Льюис Стивенсон, «идти туда или сюда по собственной причуде»[37].

Руссо следовал своим причудам. Они вели его через всю Европу, из Венеции в Париж, Турин, Лион и еще дальше. Он стал одной из первых поистине непоседливых душ, из тех, кого мы сегодня зовем «городскими кочевниками» — urban nomads. Их дом всюду — и нигде.

На протяжении большей части истории человечества ходьба не была личным выбором. Если тебе хотелось куда-то попасть, в любом случае приходилось идти на своих двоих. Сегодня же это лишь один из вариантов. У Руссо выбор был не так широк, как у нас, — поездов еще не изобрели, — но все же он был. Европу пересекали бесчисленные дороги, по которым ехали кареты. Презирая подобный транспорт, Руссо ходил пешком где только мог. «Никогда я так много не думал, не жил так напряженно, столько не переживал, не был, если можно так выразиться, настолько самим собой, как во время путешествий, совершенных мной пешком и в одиночестве», — писал он. Ходьба спасла Руссо жизнь. Она же его и погубила.


Еще от автора Эрик Вейнер
География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи

Любознательный ученый и пытливый исследователь Эрик Вейнер пускается в путешествие по странам и столетиям, чтобы выяснить, почему в некоторых местах в разные эпохи расцветал творческий гений. По ходу дела он узнает, как гениям благоприятствуют неразбериха и хаос, отчего нам хорошо думается во время ходьбы, чем устрицы помогли шотландскому Просвещению и почему без чумы не началось бы Возрождение. Вейнер ходит по тем же дорогам, что и древние афиняне, современники династии Сун и обитатели нынешней Кремниевой долины, спрашивая себя, что витает в воздухе этих мест и можем ли мы повторить это там, где проживаем сами?


Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой

Эрик Вейнер, журналист и исследователь, отправился в путешествие по странам, признанным самыми счастливыми в мире, — Индия, Швейцария, Катар, Таиланд, Голландия, Исландия, Америка. Где же живет счастье? В сочетании реальных историй, психологии, науки и юмора автор находит ответы на этот и многие другие вопросы, предлагая путешественникам всего мира новый — «счастливый» — маршрут для поездок.


Рекомендуем почитать
Проблемы жизни и смерти в Тибетской книге мертвых

В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.


Зеркало ислама

На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.


Ломоносов: к 275-летию со дня рождения

Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.


Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века

Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.


Онтология поэтического слова Артюра Рембо

В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.


Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке

В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.