Философия уголовного права - [89]

Шрифт
Интервал

Если бы не было преступных деяний, говорит Биндинг, то конечно, «для законодателя было бы одной обязанностью меньше: оставалось бы только установить порядок и охранять его от внешних нарушений и от добросовестных ошибок. От меча могло бы правосудие отказаться; мечта о вечном мире осуществилась бы – но какою ценою? К счастью или к несчастью, но человеческому роду не даровано этой райской невинности. Призванный к действию, человек неизбежно подпадает страстям, и в то время как все войны, самые продолжительные и самые кровавые, проходят, раны заживают и лишь могилы павших героев остаются памятниками прошедшего, одна борьба длится безостановочно: борьба человека с наиболее страшным, непобедимым врагом – страстями. Эта борьба принудила правосудие взяться за оружие, и конца ее мы даже не можем и предвидеть… в этой области нет мира» (Binding. Das Problem der Strafe. S. 1, 2). В этой области нет мира, потому что в этой борьбе проявляются те же самые силы, которые некогда собрали отдельных людей в общество, вложили меч в руки правосудия и повели человечество по бесконечному пути прогресса. Мы не можем вовсе сказать, что с прогрессом человечества должны уменьшиться преступные деяния; они будут видоизменяться, распределяться иначе – это не подлежит сомнению; но предполагать их уменьшение мы не имеем никаких данных. Чем дальше пойдет прогресс, тем многочисленнее будут случаи коллизии частного интереса с общим и тем обильнее, следовательно, будет этот источник преступных деяний. Лишь другой фактор – условия, в личности преступника лежащие – может ослабевать по мере прогресса; но и здесь прогресс не бесконечен: человек никогда не превратится в бесстрастного и беспорочного ангела.

Итак, преступное деяние порождается не недостатками общественной организации. Оно есть неизбежный спутник всякого прогресса. Не только недостатки общественного строя, но и хорошие его стороны, всякая черта, всякое событие, дурное и хорошее, одинаково могут служить и действительно служат источником преступных деяний. Разница заключается лишь в том, что те стороны и те события порождают наибольшее число преступных деяний, которые, по существу своему способны вызвать наибольшее число случаев коллизий частного интереса с общим; к этому же могут быть одинаково способны, вообще говоря, как хорошие, так и дурные стороны общественной организации.

Наконец, нельзя не видеть, что преступность никогда не была и вообще не может быть единственным мерилом правильности или неправильности какой бы то ни было черты государственного строя: государство, вводя и поддерживая тот или другой институт, полезный для его целей, очевидно, не может на этом пути останавливаться перед тем соображением, что этот институт послужит источником десятка или сотни новых преступных деяний – точно так же, как при постройке какого-либо общеполезного сооружения мы не останавливаемся перед тем соображением, что при работе несколько рабочих неизбежно потерпят вред и даже лишатся жизни. Конечно, преступное деяние есть нечто нежелательное в общем течении общественной жизни; но тем не менее, мы должны без всяких оговорок признать, что государственная власть имеет право и должна вводить и поддерживать институты, несомненно служащие источником преступных деяний, если только эти институты считаются полезными для государственных целей и если вред, преступными деяниями причиняемый, превышается и покрывается их полезностью. Это свойство института вызывать известные преступные деяния, конечно, должно быть принимаемо в расчет; но никоим образом оно не может служить единственным критерием оценки.

2. Теория лечения преступников. Основное положение этой теории состоит в том, что преступное деяние есть результат психической болезни. Преступник, следовательно, есть человек психически больной; его, конечно, нужно лечить, а не наказывать. Доказательства, приводимые этой теорией, суть: большой процент умопомешанных между преступниками и наследственность некоторых преступных деяний. Теория эта, благодаря своему в высшей степени гуманному взгляду на преступника, в свое время имела большой успех; нередко повторяется и теперь в русском обществе и в публицистической литературе. Тем не менее она представляется самою слабою из теорий этой группы и уже давно потеряла всякий авторитет в науке. Последний удар нанесен ей исследованиями Ломброзо, который, начав первоначально свои наблюдения на почве этой теории, доказал затем ее несостоятельность и опроверг ее выводы. Независимо от сего, нельзя не заметить, что эта теория делает ту же ошибку, которая в наши дни повторяется антропологической школой и которая была указана нами выше: вместо того, чтобы говорить об известных действиях, определенных по их содержанию, каково пролитие крови, унос вещей и т. п., говорят о преступных деяниях – убийствах, кражах и пр., и таким образом вводят замещение одних понятий другими.

Русское уголовное право

Часть Общая (извлечение)

Н. С. Таганцев



II. Субъект карательного права

197. Очертив пределы карательной власти, я перехожу теперь к другому вопросу: кому принадлежит власть охранять правовые нормы карательными мерами против лиц, на них посягающих, карать за воспрещенные законом деяния?


Рекомендуем почитать
Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Эго, или Наделенный собой

В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».


Искусство феноменологии

Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.


Работы по историческому материализму

Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.


Стать экологичным

В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.


Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.