Философия уголовного права - [88]

Шрифт
Интервал

Таким образом, мы приходим к заключению, что и новейшие попытки обосновать теоретически право наказания также мало достигли цели, как и прежние. Тем не менее, однако, все эти попытки не прошли бесследно для положительной науки: хотя вопрос и не разрешен, но выяснилось содержание исследуемого предмета и тем дана возможность установить некоторые положения, могущие служить отправными точками для дальнейших исследований. Теории абсолютные осветили одну сторону института наказания, именно, его отвлеченную сущность; теории относительные – другую – его формы и конкретное содержание. Творцы абсолютных теорий приняли исторически факт наказания в том виде, в каком он представлялся их глазам, то есть, что наказание, сколь бы разнообразно оно ни было по своему содержанию, всегда и везде, на всех ступенях развития человеческого общежития сопутствует преступному деянию в качестве его необходимого последствия – приняли этот факт за самостоятельный мировой закон, и все их стремления направились к построению философской теории для такого закона. Соответственно такой постановке вопроса содержание отдельных карательных мер, воздействие наказания на личность и т. п., все эти моменты являются для абсолютных теорий моментами вторичными, то есть такими, разрешение которых зависит от ответа на основной вопрос. Этот же основной вопрос есть следующий: где источник всего уголовного правосудия в целом, сообразно этому, что такое, осуществление какой идеи, проявление какого абсолюта есть это уголовное правосудие, представляющееся в мировой истории в форме постоянного, неуклонного наказания преступников? Наоборот, относительные теории сделали отправной точкой своих рассуждений именно содержание отдельных карательных средств и специальные цели отдельных форм наказания; к этим вопросам можно сказать почти исключительно сводятся все их рассуждения и исследования.

Сопоставив это различие в приемах и руководящих моментах теорий абсолютных и теорий относительных, с одной стороны, с общим содержанием всего вопроса об институте наказания – с другой, мы неминуемо приходим к сознанию, что вопрос о значении всего уголовного правосудия в целом может быть отделяем от вопроса о значении отдельных карательных мер; другими словами, что вопрос о сущности наказания отличается от вопроса о содержании наказания. Это положение, имеющее ближайшим образом методологическое значение, подтверждается непосредственно тем обстоятельством, что все содержание абсолютных и относительных теорий, в их конечных выводах, распадается именно в двух указанных направлениях: с одной стороны, абсолютные теории сводятся к принципу, что наказание, каково бы оно ни было по своему содержанию, основывается на самом факте преступного деяния (quia peccatum est) и что, таким образом, уголовное правосудие для своего основания не нуждается ни в каких специальных целях. Меткое выражение Гейнце, что преступное деяние и наказание в совокупности образуют собою нечто целое, имеющее подобие двуликого Януса, представляет собою вывод и квинтэссенцию всех абсолютных теорий. С другой стороны, относительные теории в их совокупности всеми своими доводами и рассуждениями доказывают лишь одно, именно, что всякий отдельный вид или форма наказания должны быть организованы целесообразно.

Таков результат, доставшийся нашему времени в наследие от громадной литературы. К нему новейшие исследования прибавляют еще одно положение, вытекающее как вывод из критики старых теорий и заключающееся в том, что для выяснения сущности наказания в государстве необходимо исходить от анализа юридических свойств преступного деяния. Эту последнюю постановку вопроса в связи с вышеуказанным различением понятий мы считаем существенно важною в учении о наказании. Вопрос о праве наказания, как мы видели, может быть удовлетворительно разъяснен только тогда, когда сущность наказания (или значение уголовного правосудия в целом) и формы наказания (или содержание карательных средств) рассматриваются как два самостоятельные момента, и когда при этом за отправную точку анализа принимаются юридические свойства преступного деяния как правонарушения.


б) Теории, отвергающие право государства наказывать

Учения, отвергающие право государства наказывать преступников, представляются малым, незначительным изъятием в общем строю учений по этому вопросу, притом изъятием, потерявшим всякий авторитет в новой науке. Таких теорий всего две: теория Роберта Оуэна и теория лечения Томсона.


1. Теория Оуэна (Robert Owen. The book of the new moral world).

Основные положения этой теории в существенных чертах заключаются в следующем: причины всех преступных деяний лежат исключительно в недостатках общественного устройства; реформа общественного строя должна устранить все преступные деяния. Реформа эта может и должна быть произведена; существующий строй должен быть сметен с лица земли и заменен строем идеальным. Наказание есть не что иное, как несправедливое насилие, направленное к поддержанию того, что не должно существовать.

Что условия общественно-государственного строя влияют на виды и распределение преступных деяний, в этом никто не сомневается. Но говорить, что преступность порождается недостатками общественной организации в то время, когда нам из истории неизвестно ни одного общества, которое не имело бы преступных деяний, когда мы даже и представить себе не можем такого общества – говорить это, по меньшей мере, ненаучно. Не недостатки, не дурные только стороны общественной организации, a все – и дурные, и хорошие – служат почвой, на которой вырастают преступные деяния под влиянием ближайших причин и условий, лежащих в личности преступника. Оглянемся вокруг себя, посмотрим в историю: деспотия и республика, аристократия и демократия, богатое государство и бедное, культурное и некультурное, прогрессивное и отсталое – всем одинаково присуще преступное деяние, и мы не можем даже решить, где их будет меньше. Всякая реформа общественной организации, даже самая благодетельная, всякий переворот вызывает увеличение преступных деяний на более или менее продолжительное время, пока общественная жизнь не уляжется в постоянные рамки, пока новые потребности не найдут себе соответствующих средств удовлетворения. Насколько хватает света истории мы всюду видим, что преступные деяния неразрывно связаны с человеческим обществом, сопровождают его прогресс и регресс, его развитие и изменение. Преступное деяние совершается отдельным лицом ради удовлетворения своих нужд, потребностей и интересов, которые становятся в коллизию с интересами общими. Действительным источником преступного деяния служит столкновение интересов и потребностей частных с интересами общими. Но нельзя не видеть, что те же начала являются и источниками всякого прогресса и всякого движения: воля общая, интерес, благо общее, с одной стороны; воля частная, интерес, благо частное, с другой стороны. Из коллизии и различных комбинаций этих двух начал создавалась и создается вся история человеческого общества. Иссякнет этот источник, прекратится и всякое движение в обществе. Только при этом условии возможно полное отсутствие преступных деяний. Мы думаем, что такое состояние человечества невозможно, да оно и нежелательно.


Рекомендуем почитать
Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Эго, или Наделенный собой

В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».


Искусство феноменологии

Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.


Работы по историческому материализму

Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.


Стать экологичным

В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.


Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.