Философия уголовного права - [76]
Но нельзя во имя безусловного требовать чего-либо от государственной политики – сферы, где все условно и зиждется на компромиссе разноречивых социальных интересов.
Абсолютные нормы морали непосредственно диктует каждому его индивидуальное нравственное чувство. Там – их источник, оттуда они заимствуют свою связующую силу, и там же индивидуально-нравственным миром ограничена сфера их действия. Они в силах нормировать внешнее поведение лишь данного индивида, посколько согласуются с его индивидуальною верою или совестью. К тому объективному порядку нравственных норм, который дает в данную минуту содержание нравственной жизни данного общества, они лишены непосредственного отношения. Если Кант утверждал, что следует за зло воздавать в равной мере злом, то с точки зрения государственной политики это было бы только его личным мнением, удельный вес которого определялся бы исключительно большей или меньшей популярностью идеи талиона в данной общественной среде.
От социально-этических требований перехожу к запросам, предъявляемым к уголовному наказанию правовыми началами, т. е. теми юридическими принципами, которые уже усвоены законодательством страны, или же de lege ferenda представляются единственно разумными уголовному политику.
Уже естественно-правовые воззрения на договорный характер происхождения государства не могли не считаться с задачей необходимого примирения – с одной стороны – начала свободного соглашения, которое естественно располагало каждого преследовать только свои эгоистические выгоды, и с другой – факта наказания, приносящего пользу только большинству. Гоббс, Пуфендорф, Вольф, Руссо и Беккариа представили ряд посреднических попыток в этом направлении. В наши дни особо важное значение юридическим началам в деле устройства уголовной репрессии придает группа, юристов с профессором Биндингом во главе. Последняя отождествила самую проблему о jus puniendi с вопросом о соответствии государственного наказания идее правопорядка вообще. «Государство есть правопорядок, – замечает профессор Сергеевский, – и всякая деятельность власти должна быть в нем построена на правовом основании, то есть должна вытекать из свойств и целей государственного строя»[153].
Основная юридическая идея Биндинга может быть передана в нескольких словах. Так как право перестает быть правом, если оно утрачивает свою силу, то и все, что прямо или косвенно содействует укреплению этой силы, должно быть оправдано со строго юридической точки зрения: оно согласуется с основною идеей права, оно – правомерно. Другими словами, идея права требует от наказания, чтобы оно явилось выразителем силы, характеризующей понятие права. Крайне отвлеченная, эта основная мысль отливается у Биндинга в следующую форму на почве практического осуществления: «Если право государства на подчинение со стороны подданных не должно становиться призрачным, объектом издевательства толпы, оно должно обратиться в право на получение удовлетворения от преступника за пренебрежение законом… За то, что он (преступник) пренебрег правом, он испытывает его силу на своем собственном теле, а эта сила может быть доказана ему только тем, что то самое право, которое наделило его благами и защищает во владении ими, лишит его этих благ и предоставленной последним защиты»[154]. Ту же идею в краткой и сжатой форме проводит Ад. Меркель, определяя наказание как «eine soziale Machtausserung im Dienste sozialer Selbstbehauptung»[155].
Бесспорно, что для права отказ от элемента силы есть акт самоубийственный. Право, лишенное практической способности претворять жизненные отношения по воле законодателя, перестает быть правом и в лучшем случае, может быть рассматриваемо, как pium desiderium законодателя. Но сила есть необходимый атрибут права и отнюдь не его принцип. Исходя из идеи, что право предполагает силу, логически нельзя вывести для уголовной репрессии никаких определенных правил. Наказания исправительные могут также успешно иллюстрировать силу права, как и проявление юридического возмездия.
Как на примере не мнимых, но реальных правовых начал, с которыми действительно не может не считаться современный криминалист-политик, должно указать на так называемое правовое положение личности. В истории законодательства культурных народов нельзя не подметить бесспорного факта прогрессирующего уважения к личности, сокращения сферы личных благ, допускающих вторжение государственной власти, смягчения самих форм вторжения, роста требуемых от государства гарантий личной свободы. Введение изувечивающих наказаний или конфискации имущества в пользу казны было бы, например, нарушением не только народной идеи о праве, но и отступлением от уже усвоенных законодательством правовых начал, попятным антиисторическим движением.
