Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения - [37]

Большую часть совместного времени они проводили в квартире у Фила в мансарде на Дуайт-уэй. Его комната была забита бульварными журналами, в которые он пытался продать, впрочем, безуспешно, свои рассказы, которые по жанру были ближе к фэнтези, чем к НФ. Некоторые из них были опубликованы (в сильно сокращенном виде) в начале пятидесятых, когда Фил решил все-таки стать автором научной фантастики. Но его первые рассказы были реалистическими. В тот период он писал их дюжинами, и все они к нынешнему времени утрачены. Вполне понятно, что постоянные отказы публиковать их со стороны редакторов сильно расстраивали Фила, которому очень хотелось стать писателем «мейнстрима» – серьезной литературы – тогда и навсегда.

И хотя Фил все еще оставался неопубликованным писателем, его рвение и убежденность в своем призвании были очевидны для Бетти Джо: «Привлекательность Фила заключалась в его таланте, который бурлил так, что в любой момент мог взорваться». Но Филу недостаточно было считать себя только писателем. Наоборот, он представлял себе счастливое будущее, в котором писателем была бы Бетти Джо, а он приносил бы ей апельсиновый сок, когда она работала. «Я думаю, что он придумывал для себя кого-то, кто разделил бы с ним его подавленное состояние, чтобы он снова продолжал писать, и больше всего, в этом отношении, он нуждался во мне». Бетти Джо выиграла грант для обучения в аспирантуре во Франции и завершала свою магистерскую диссертацию; Фил всячески поддерживал эти ее занятия, несмотря на собственную неприязнь к академическим наукам. Но когда он попросил, чтобы она сделала выбор между Францией и женитьбой, у Бетти Джо сомнений не было. Она уехала во Францию.

В ту осень Фил в последний раз попытался получить академическое образование. С сентября по ноябрь 1949 года он посещал Калифорнийский университет в Беркли. Он был замкнут в самом себе на протяжении двух лет, и это решение, вероятно, было вызвано необходимостью серьезного самоанализа в свете ужасающих воспоминаний о головокружениях в старших классах. Филу было двадцать лет, когда он записался на курсы истории, зоологии и философии (которая была для него главным предметом), наряду с обязательным обучением на военной кафедре[74]. Один из его преподавателей философии сориентировал его на Дэвида Юма, чей насмешливый и изысканный скептицизм был вполне в духе Фила; особенно он восхищался доводом Юма против причинности: «если А предшествует В, то это не доказывает, что А является причиной В». Фил также посещал лекции о немецких романтиках, которые углубили его любовь к поэзии Гёте и Гейне. Но курсы военной подготовки были для него тошнотворны. Фил поддерживал пацифистские взгляды Дороти и выступал против расширения американского военного присутствия в Корее. Фил будет вспоминать о том, как отказался маршировать с винтовкой и взял вместо нее метлу на парад.

Но копия его характеристики в Калифорнийском университете говорит о том, что он по собственной воле покинул университет в ноябре, на что ему, со всем уважением, было предоставлено официальное подтверждение в январе; его позднейшие заявления о том, что он был «исключен» и якобы «ему было сказано, что он никогда не будет принят снова» из-за пренебрежительного отношения к военной подготовке и/или к напыщенным профессорам, представляются неправдоподобными. После ухода из университета он подлежал призыву в армию, но был признан негодным из-за высокого кровяного давления.

Искандер Гай, друг Фила в Беркли в пятидесятые годы, слышал не столько о бунтарском, сколько о пугающем университетском опыте. Там возобновились приступы головокружений, в чем сыграли свою роль агорафобия и высокое кровяное давление. Как его ни назови, но опыт был угнетающим:

Он иногда упоминал об ужасном опыте, который он пережил, посещая университет. Весь проклятый мир психологически обрушивался на него, когда он шел по проходу в аудитории. Была такая боль, это не гипербола, сильная чертова боль, как будто весь мир исчезал перед ним, а сам он превращался в нечто болезненное, ранимое, приведенное в состояние боевой готовности, когда в любой момент пол мог уйти из-под ног и он бы перестал быть живым существом. Такого рода заявления он нередко делал. По всей видимости, у него и раньше были нелады с формальным образованием. Он чувствовал, что искалечен этим опытом; он производил на меня впечатление инвалида.

Интервьюеру Полу Уильямсу, который в 1974 году расспрашивал его о так называемом «нервном срыве», который стал причиной ухода из колледжа, Фил рассказал о своем мятеже и страхе:

ФКД: […] Ну, я имею в виду, что около девятнадцати лет, хм, я был не в состоянии продолжать делать то, что делал, поскольку я и вправду бессознательно не хотел делать этого. […]

ПУ: И «это» относится к университету в Беркли, военной подготовке и всем вещам такого рода?

ФКД: Да!

ПУ: Значит, и то и другое, а не только одна военная подготовка?

ФКД: Верно. Да, я проходил множество курсов, которые по сути были птичьим дерьмом. […] Я стою и гляжу в микроскоп. И нет там никаких инфузорий, потому что нет предметного стекла. А инструкция такая: «Нарисуй то, что видишь», – и я понимаю, что там ничего нет, вовсе ничего. Но я не могу сознательно согласиться с тем фактом, что это символ всех четырех предполагаемых лет в этом заведении, и я рисую картинки того, чего…