Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения - [163]
Видение Тагора стало еще одной частью пазла, который никогда не сложится. Оно не остановило Фила в его исканиях, как не остановили события 11–17–80. Но концентрация на kerygma не означала, что нужно сохранять атмосферу праведности и отказаться от веселья. Через неделю после того, как Фил отослал письмо Тагора, он выдал язвительную самопародию (в форме рецензии на «Всевышнее вторжение») для фэнзина Venom. В обзоре делается вывод:
Это достаточно несерьезно, но, видимо, Дик пытается отработать негативную карму, якобы приобретенную им за год или годы общения с людьми улицы: преступниками, яростными агитаторами и просто – по большему счету – подонками Северной Калифорнии (это все произошло, кажется, после распада одного из его многочисленных браков). Рецензент считает, что лучшим способом загладить свою вину было бы взять заслуженный R&R[309]: перестань писать, Фил, посмотри ТВ, может, выкури косячок, да и еще одно похмелье тебя не убьет, вообще расслабься, пока сами Плохие Старые Деньки и реакция на Плохие Старые Деньки не утихнут в твоем воспаленном мозгу.
Фил все еще любил плести дикие ночные истории о гностических мистериях и контрзаговорах КГБ с Джетером, Блейлоком и Пауэрсом. Все трое постоянно получают срочные телефонные звонки от Фила по любому поводу. Вспоминает Блейлок:
Однажды он получил чек примерно на 20 тысяч долларов в качестве части платежа за «Бегущего по лезвию». Поэтому он звонит и говорит: «Иисусе, одиннадцать вечера, а у меня есть 20 тысяч, и что я могу с этим сделать?» Я сказал: «Что ты хочешь больше всего?», и он ответил: «Я готов убить за сэндвич с ветчиной». Я ему: «В округе Ориндж в одиннадцать вечера – это слишком сложно». Тогда он спрашивает: «А как насчет девушки?»
Еще в 1978 году девушка – Тереза, – которая предложила ему свое тело, вызвала отвращение Фила до глубины души. Шутка Фила проявила эту боль и обнажила его одиночество. Разве он не знал всегда, что даже Бога недостаточно без любви хорошей женщины? В этом отношении у него было четырехлетнее затишье.
Но затем удача улыбнулась ему, или так показалось.
В октябре он встретил «Сьюзен», жену одного знакомого. Ей было за двадцать, она была умной и яркой. Ее брак был шатким, а муж не жил в этом штате. Она привлекла Фила; Сьюзен ответила на его чувства. Самое время влюбиться: «Я помню тот тихий вечер, и как я почувствовал: мир ожил для меня, как будто я возродился. Я покинул свою раковину, в которую забрался после того, как расстался с Джоан в далеком 1977 году». У них была короткая, но страстная связь. Но вскоре Сьюзен призналась, что скоро ей предстоит переехать на север Зоны Залива. Эта новость омрачила надежды Фила. Он увидел в этом классическую парную связь «люби меня – я ухожу». Ее статус замужней женщины терзал его, так как супружеская измена не была «правильным поступком» по меркам Тагора. И Фил не должен был следовать за ней на север, как не последовал за Джоан четыре года назад. В ноябрьском письме Сьюзен он довел дело до конца. Карьера, друзья, семья и стабильный дом превзошли его страсть:
Все, что им угрожает, – это комплекс, идущий встречным курсом с моей жизнью, вот что из этого следует. Мой способ бытия (Dasein) собирательный, я все еще его дополняю – после десятилетий расстройства, и интоксикации, и разрушения, и ухода, и простых блужданий по лику Земли. За девять лет я планомерно и неуклонно строил и проецирую все эти годы в будущее. Я намерен продолжить строительство.
Как бы храбро и разумно это ни звучало, прекращение отношений оказалось для Фила чрезвычайно болезненно. Напечатанный на машинке пространный самоанализ уточняет детали его внутренней борьбы в этот ноябрьский период. Однажды ночью Фил испытал «океанический ужас» и попросил Тессу прийти; она успокаивала его всю ночь, и он чувствовал узы, которые все еще держали их вместе. В то же время Фил был потрясен, что и Сьюзан, и Тесса были для него материнскими фигурами: «Это очень горько, больно и страшно – быть вечно в поисках хорошей матери (нежной, доброй, любящей матери), которой у тебя никогда не было, и вот ты думаешь, что наконец-то ты ее нашел, – а потом обнаруживаешь, что вернулся туда, откуда начал: ты связан с жестокой, ненавидящей, подозрительной, осуждающей матерью, дурной матерью, снова и снова».
Затем Фил вступил в короткий платонический роман с соседкой по кондоминиуму. Были моменты блаженства, в которых, как он писал, «благодаря тебе, я вернулся в реальность, которую я покинул много лет назад». Но у нее был молодой любовник, а старая тоска Фила по любви, чего бы это ни стоило, поменялась: «Я спросил себя, влюблен ли я в […]? Нет. И я не люблю [Сьюзан] больше. Тесса? Пожалуй. Это все работа, письмо».
Тем не менее отношения с Тессой были теплыми. Их совместная забота о Кристофере обеспечивала им чувство семьи, которого так жаждал Фил. Они обсуждали возможность повторного брака. Подход Фила к этому вопросу был типичным для него способом справляться со сложными эмоциональными проблемами – он играл за разные стороны в разное время. Своим друзьям он изображал это как желание Тессы, которому он не хотел бы подчиняться. Тессе же он говорил о совместном ведении домашнего хозяйства.
