Филин - [18]

Скворцов слышал, как вздохнула и заскрипела кровать, как недовольно забурчала жена генерала.

– Вот, скотина, наверное, в одежде спать завалился, – с завистью подумал Скворцов, отправляясь чистить зубы.

Он дважды промахнулся мимо щетки, выдавливая пасту, и понял, что промахнется и третий. Поэтому пальцем подобрал выдавленное прямо с края умывальника и, размазав по щетке, тщательно сверяясь с отражением в зеркале, сунул щетку в рот.

«Ну и идиотом же я выгляжу! – решил бывший депутат. – Хорошо, что меня никто, кроме своих, не видит. А они меня не сдадут, потому как теперь мы все друг от друга зависим. Хорош Кабанов, хорош и Нестеров, но только я один среди них – настоящий политик со стажем, а они – навоз, на котором я произрастать стану».

С этими возвышенными мыслями Скворцов выбрался в гостиную и понял, что на второй этаж подняться не сможет. Он решил устроить привал на маленьком кожаном диванчике. Вначале сел, затем завалился на бок. И тут комната закружилась, поплыла. Скворцов потерял ориентацию и вообразил себя космонавтом, которого испытывают на центрифуге.

«Только бы не вытошнило», – успел подумать Скворцов и провалился в черную невесомость.

Нестеров слышал сквозь приоткрытую дверь спальни разговор своих компаньонов. Бизнесмен не вышел к ним специально, надеясь услышать, как по пьянке они выболтают что-нибудь сокровенное. Слова, которыми Кабанов называл Скворцова, откровением для Нестерова не являлись. Он сам в мыслях так называл и Кабанова, и Скворцова.

«Уроды, – думал он, ворочаясь в постели. – У одного, кроме орденов и умения общаться с простым народом, ни хрена нет, а другой только и умеет болтать ни о чем. Все держится на мне, на моих деньгах. Ничтожества, полные ничтожества! Но они нужны мне как прикрытие».

Глава 5

Герман Богатырев заканчивал начищать левый ботинок, правый же, стоявший на тумбочке, уже сиял, как палехская шкатулка. Низкий тучный мужчина поворачивал обувь так, как скульптор поворачивает еще не завершенную статуэтку, придирчиво осматривая, выискивая изъяны, видимые лишь профессиональному глазу.

Он дунул на носок ботинка, сделал короткий взмах щеткой:

– Порядок, – сказал он, увидев свое отражение в идеально отполированной поверхности.

Герман поставил ботинки рядышком.

В этот момент распахнулась дверь, и на пороге появился Серебров. Тотчас в комнате распространился аромат дорогого одеколона, мгновенно вытеснив запах крема для обуви. Гость скептично взглянул на ботинки своего помощника.

– Ты, Герман, никак помирать собрался?

– Типун тебе на язык! – возмутился Богатырев.

– В таких чистых ботинках только в гроб кладут.

Кстати, ты подошвы почистил?

– Зачем?

– Подошвы у лежащего в гробу лучше всего видны.

– Мне тюлем ноги накроют.

Серебров прошел в гостиную, плюхнулся в глубокое кресло, закинул ногу за ногу, закурил дорогую ароматную сигарету.

В поскрипывающих ботинках в гостиную вошел Богатырев.

– Ты говорил о новом заказе. Работа для меня есть?

– Работа есть всегда, – заметил Серебров, оглядывая гостиную.

– Но не всегда есть деньги – платить за нее? – уточнил Богатырев.

– И деньги, кстати, имеются.

– Работа какая? – с испугом осведомился Герман.

– Работа хорошая, интеллигентная. Справки надо навести, сфотографировать кое-кого.

– В постели?

– Можно и в постели, – сказал Серебров. – Мне нужно, чтобы лица на снимках были четко видны.

И информацию о клиентах собери – фамилии, адреса, телефоны.

– Тебе, Сергей, все сразу надо: и фамилии, и адреса, и телефоны…

– На, получи, здесь кое-что уже есть, – Серебров ловким движением бросил на стол сложенный вчетверо лист бумаги.

Богатырев развернул ориентировку и долго, близоруко щурясь, вчитывался в строчки.

– Люди известные, – сказал он и тут же добавил:

– Чем человек известнее, тем меньше о нем можно узнать и за большие деньги.

Серебров улыбался:

– Ты словно на базаре, цену себе набиваешь.

– Политика – грязное дело. К твоим крутым мужикам можно подойти не ближе, чем на расстояние пистолетного выстрела. Чуть что заподозрят – мигом голову открутят. О них информацию в библиотеках собирать надо, с подшивками газет сидеть, а не в дома к ним лезть с фотоаппаратом на шее.

Серебров вздохнул:

– Ты, Богатырев, дураком был, дураком и останешься. Крутые мужики моему заказчику нужны, а я не по мужской части. У меня ориентация традиционная – правильная. Пусть Кремль и мужики в политику играют, охрану нанимают, сигнализации устанавливают, на людях не показываются, пьют при плотно зашторенных окнах, но ни один мужик не может без женщины обойтись. Зачем мужику женщина? – резко спросил Серебров.

– Зачем, зачем? – растерялся Богатырев.

Сексом заниматься.

– Дурак ты, секс лишь способ расслабиться – побыть самим собой голым душой и телом. Расслабленный человек хуже пьяного. Вот поэтому женщины всегда посвящены в мужские тайны. Если потребуется, женщина в постели и нужную нам мысль на ушко шепнет, да так ласково и ненавязчиво, что поутру муж ее своей собственной считать станет.

– Понял, – засуетился Богатырев и принялся выравнивать концы шнурков на ботинках.

– Все трое клиентов женаты, один даже по второму разу. Сделай фотографии их жен, узнай о слабостях, о том, где бывают, что пьют, с кем встречаются.