Филарет Московский - [174]
17 сентября архимандрит Антоний явился с ежедневным докладом о состоянии обители. Филарет внимательно выслушал его, а затем сказал:
— Я ныне видел сон, и мне сказано было: «Береги девятнадцатое число».
Антоний ответил:
— Владыко святый! Разве можно верить сновидениям и искать в них какого-нибудь значения? Как же можно притом обращать внимание на такое неопределенное указание? Девятнадцатых чисел в каждом году бывает двенадцать.
Помолчав, Филарет возразил:
— Не сон я видел. Мне являлся родитель мой и сказал мне те слова. Я думаю с этого времени каждое девятнадцатое число причащаться Святых Таин.
— Это желание доброе, — ответил Антоний.
Через два дня было 19 сентября, и святитель Филарет причастился, как перед кончиной. Но наступил новый прилив сил, и он отправился в Москву. «Путешествие мое совершилось безбедно, хотя и небеструдно. Две версты или около я ехал по железной дороге сидя; потом почувствовал необходимость встать и достигло Москвы по железной дороге пешком, то есть ходя и стоя в вагоне. Усталость была велика, но, казалось, безвредна. В понедельник был я в Кремле и посетил князя генерал-губернатора, который встретил меня на железной дороге в субботу».
5 октября Филарет написал Антонию: «Да сохранится безмолвие Гефсиманского скита, и да не будет от меня причины к нарушению оного. Преподобный отец наш Сергий да призрит милостиво и да благословит мой последний покой в обители его, под кровом молитв его и других по нем здесь богоугодно подвизавшихся. Прошу о сем и завещаю сие». Это значило, что он полностью согласился с предложением Антония относительно будущего погребения.
19 октября святитель вновь причащался, уже в своей домовой церкви. Чувствовал он себя лучше, чем во все последнее время, вновь бросился в бездонную пучину дел. Жить на земле ему оставалось один месяц, и в этот месяц не переставал допекать ему юродивый Филиппушка, с которым в течение многих и многих лету святителя складывались, мягко говоря, весьма не простые отношения.
Филипп Андреевич Хореев был на двадцать лет моложе святителя Филарета, изначально путь его был мирской, обычный крестьянин, он обзавелся семьей, но после рождения четвертого ребенка жена его скончалась, и, по мнению односельчан, он несколько повредился в уме, стал замкнутым, все чаще и чаще ходил в церковь, перестал заниматься домашними делами и хозяйством. Родители заставили его еще раз жениться, и у него даже родилась дочь во втором браке, но внезапно он сбежал из родного села и десять лет скитался по свету, превратившись в настоящего юродивого — зимой и летом босиком, с обнаженной головой, в веригах и с посохом в руках. Посох железный, тяжеленный, к нему прикреплен литой из меди голубок.
— Дух Святый птичку любит, вид ее приял, — ворковал Филиппушка. — У голубка головка не величка, да умна, носок востер, на добро шустер. А у нас голова величка, да дурочка, и нос туп адский нюхает путь.
С посохом он ходил, с посохом спал, обнимая его, не давал никому даже прикоснуться, говоря о посохе:
— Это вес грехов моих! Что чужую тяготу греховную пытать?!
Юродивого Филиппушку Голубя, как прозвали его в народе, нередко арестовывали как беспаспортного бродягу, держали в тюрьме, отправляли под конвоем по этапу, но он все терпел и как-то ухитрялся снова быть на свободе и бродить по свету.
Первое упоминание о нем у Филарета относится к 23 мая 1847 года: «Бог благословит раба своего Филиппа и да сотворит благое душе его». Написано сие после того, как Филиппушка побывал у святителя и получил у него благословение пожить в Троице-Сергиевой лавре. Далее письма и записки Филарета так и пестрят постоянными упоминаниями о юродивом. Очевидно, этот человек был для него одновременно и как бельмо в глазу, и весьма интересен. Как озорной, но необычный и всеми любимый в семье ребенок.
