Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - [17]

пользовалась еще и правом суда над другими. И в XVI в., как и во времена полного процветания феодализма, она обладала почти неограниченною влaстью в своих землях. Владетель-дворянин налагал на своих подданных подати, устанавливал новые налоги, новые пошлины, раздавал, как например, в Дофинэ, права дворянства буржуазии и другим сословиям. Он считал своею честью не подчиняться законам и с презрением смотрел на постановления низших судебных инстанций, даже парламентов. Даже более; он парализовал распоряжения власти против преступников, покровительствовать которым он считал полезным и которым открывал свои замки. Таким образом окружающая обстановка всегда живо напоминала ему старину, а вместе с этим приводила и к действиям и поступкам, которые были когда-то законны, а теперь преследовались властью. А эти поступки так сильно укоренились в среде знати, что запрещения, даже наказания не приводили к цели. В течение трех веков короли издавали законы, запрещавшие частные войны, вооруженные собрания, но все они оставались лишь на бумаге. Даже более, чем резче и решительнее были меры, принимаемые против дворян, тем сильнее становилось и сопротивление. При Людовике X, в начале XIV в., реакция сделалась так сильна, что вынудила правительство подписать приговор своему делу и восстановить весь прежний строй общества. Провинциальное дворянство нормандское, Лангедока, Бургони, Оверни, Форэ, Шампани, получило хартии, упрочивавшие за ними права вести войны[143], другими словами, свободно составлять вооруженные собрания и собственными силами расправляться с обидчиком, а с другой стороны укреплявшие за целыми провинциями права самоуправления, независимость местных судов (échiquiers или parlements). Правление Филиппа V (le Long) еще более усилило аристократию. Франция вполне возвратилась к временам первых Капетингов. Хартия за хартиею давалась разным областям, то Кверси, то Перигору. Сама власть торжественно разрешала восстановление прежних прав. «Восстановляйте, — говорил Филипп своим вассалам, — все ваши привилегии, как было до царствования Людовика Святого»[144].

Войны с Англиею не только не ослабили притязаний аристократии, но еще более увеличили их. Короли и Франции, и Англии, стараясь завлечь дворянство, усиливали его права. Увеличивали его привилегии. Правда, битва при Пуатье, как и вообще все эти войны, погубили значительную часть дворянства, но оставшаяся часть все еще сохраняла старые привычки, пользовалась на практике дарованными ей правами и не думала добровольно, без бою, уступать свои права. Карл VII и Людовик XI испытали это на себе, выдержавши около четырех войн с дворянскою лигою «общественного блага», силы которой были так велики, что победа далеко осталась нерешенною, по крайней мере в открытом поле. Нахальство дворян стало так велико, что они отказывались даже давать клятву в верности по старым обычаям. Герцог Бретанский отказался принять клятву как homme lige[145].

Правда, Людовику XI удалось уничтожить важнейших противников, как, например, герцога Бретани и Гиени, но это еще не значило убить феодальную реакцию. В XVI в. она, несмотря на сильные удары то от усиливающейся централизации, то от двора, притягивавшего к себе и губившего лучшие ее силы, еще в значительной степени сохраняла старый дух. «Посмотрите, — говорил Монтан, говоря о современной ему провинциальной знати, — посмотрите на провинции, удаленные от двора…на жизнь, подданных, занятия, службу и церемониал какого-нибудь сеньора…воспитанного среди своих вассалов, посмотрите на полет его фантазии, его мыслей. Нет ничего более монархического! Ему сообщают сведения о короле, как о персидском царе, раз в год, и он признает его лишь по какому-нибудь древнему родству, которое его секретарь внес в реестр». Правда, со сцены сошли и графы Прованские, и герцоги Бретонские, но были такие лица, как Монбрен, не побоявшиеся сказать, что они признают короля своим господином лишь во время мира, а во время войны считают его своим равным[146], или как Артюс Коссэ, выразившиеся таким образом о короле: «Все вы, короли и великие принцы, ничего не стоите…»[147]

Пока шли войны с Испаниею и Италиею — дворяне не восставали против власти. Большая часть их была вне Франции. Но уже и тогда, в промежутки между войнами начиналось новое движение между аристократиею. Короли сочли себя вполне неограниченными властителями. Уничтожившие сопротивление крупных феодалов привлечением их ко двору, они думали, что дело покончено вполне. Новая формула была принята при издании законов. Король торжественно заявлял, что закон — его воля, что изменения и реформы он производит, потому что «такова наша добрая воля» («tel est notre bon pliasir»). На каждом шагу старались короли, и Франциск I, и Генрих II, стеснять мелких дворян. Так Франциск I указом от 1534 г. потребовал от всех дворян являться раз в году на смотры, и являться лично и вполне вооруженными. Неисполнение приказания влекло за собой конфискацию имущества. Кроме того, отнимались у дворян и частные их права, которыми они особенно дорожили. Еще Людовик XI запретил дворянам охотиться под страхом быть повешенными. Франциск I, этот «отец охотников» («