Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - [19]

Необходима реформа и прежде всего реформа двора. Необходимо запретить всякую роскошь, дурные нравы и привычки и возвратиться к прежней простоте[165]. Теперь же, пока двор — место развращения и дурных нравов, они советуют дворянам не посылать своих детей ко двору, а если кто послал, тот должен или взять их скорее назад, или возможно чаще наведываться к ним и большую часть времени удерживать при себе[166].

При таком настроении, живя в провинциях, в значительной степени свободных от вмешательства и давления центральной власти, дворянство должно было оказаться сильным и опасным противником королевской власти. А особенно в том случае, когда власть слишком затягивала узду, задевала своими притязаниями извечные и излюбленные права и привилегии и не только не открывала при этом поприща, на котором дворянство могло тратить свои силы, а, напротив, закрывала его и при том против воли и желания знати. Само дворянство отлично понимало свое положение по отношению к власти, сознавало свои силы, свое значение в государстве. «Мир в государстве, — так говорил Рошфор в 1561 г., — поддерживается союзом короля и знати, права и вольности которой также древни, как и учреждение королевской власти. Разногласие между королем и знатью влечет за собою смуты и междуусобия, напротив, поддержка последней королем заставляет ее, эту главную опору власти, являться первою к его услугам»[167].

Правда, долгая и упорная борьба дворянства с королевскою властью значительно ослабила его, уменьшила ряды оппозиции; правда, раздоры в среде дворянства, раздоры из-за места в Парламенте или Штатах, из-за чисто личных отношений, равно как и та вражда, которая искони существовала у него к среднему сословию, в решительные минуты губили не раз дело, начатое им с полным успехом, с твердою надеждою на победу, а привлечение многих лиц, особенно из высшей знати, ко двору, привлечение, ставшее отличительным фактом в истории знати со времен Анны Бретанской и Людовика XII, заставляло дворян пренебрегать интересами сословия ввиду эгоистических целей, обращало мало-помалу знать во что-то подобное нашему боярству, но в среде знати все еще сохранялся корпоративный дух, существовало сознание общности интересов, влияние которых на образ действий ее членов выступало особенно сильно наружу, когда представлялось какое-нибудь дело, защита которого против власти сплачивала ее в одно целое и пробуждала в ней, казалось, уснувшую энергию, и даже и в том расслабленном состоянии, в каком находилось дворянство в XVI в., делало его оппозицию крайне опасною для власти короля.

А между тем одним дворянством не исчерпывались вполне силы оппозиции. Дворянство было самою могущественною, но не единственною противогосударственною силою. Рядом с оп-позициею дворянства шла оппозиция со стороны городов, правда, оппозиция гораздо слабейшая, но имевшая возможность при тех реформах в военном деле, какие повлекло за собою изобретение пороха, оказать немалое препятствие намерениям и стремлениям власти.

Здесь, в среде городского населения, власть всегда находила наибольшее число своих защитников, и оттого монархический дух пустил более глубокие корни, чем в каком-либо другом сословии. Из жителей города сформировалось среднее сословие, из них же вышли и легисты. Но были лица, и таких было особенно много в городах юга и западного побережья, в которых монархические чувства отступали на второй план, когда дело шло о правах и вольностях города как свободной и независимой общины, и которые не всегда жили в ладах с королем. То были так называемые в XVI в. «рьяные» (zélés, seditiozi), главною ареною деятельности которых служили такие города, как Рошель, Ним, Монтобан и другие.

Образование этой партии в городах юга и запада Франции было явлением неизбежным и при тех отношениях, которые существовали издавна между королями и вольными общинами и которые в XVI в. получили более сильное, чем прежде, развитие. Большая часть городских общин, за исключением лишь тех, которые находились в центре Франции и получали от короля хартии, дававшие им только гражданские, а не политические права[168], возникла и образовалась независимо от королевской власти и вне ее влияния. Они были обязаны своим возникновением, своим существованием исключительно одним усилиям их жителей, стремившихся освободиться от того гнета, который лежал на всех тех, кто не был привилегирован, кто не принадлежал к высшим классам населения, желавших создать независимое, самостоятельное положение. Много трудов, много денег и крови должны были потерять они, прежде чем стали на твердую почву. Зато и результаты, добытые ими, были сравнительно очень велики. Возникли ли городские общины из старых римских муниципий и под влиянием итальянского движения XII в. или в основе их лежала commune jurée, управлялись ли они выборными консулами или выборным же мэром и эшевенами — в том и другом случае они являлись независимыми государствами, «становились часто истинными республиками». В каждом городе был свой вечевой колокол, свое управление, свой суд, свой гарнизон; каждый управлялся по своим собственным законам