Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - [20]
Но тот факт, что они должны были приобрести с бою свои права, ставило их во враждебные отношения к феодалам, к знати, которая ненавидела и презирала буржуа, заявляла открыто, что между дворянством и буржуазиею существует такое же различие, как между господином и лакеем. Союз между ними не был возможен, вражда и борьба были неизбежны. Этим воспользовались короли, которые в своей борьбе с феодалами задабривали и общины в свою пользу, щедрой рукою раздавая им новые права и привилегии или подтверждая то, что уже существовало как факт. Дух свободы и независимости укреплялся оттого еще сильнее, и привычка управлять бесконтрольно собственными делами становилась потребностью, нарушить которую становилось делом все более и более опасным. А между тем подобные наклонности горожан были прямо противоположны интересам власти. Короли далеко не дружелюбно относились к общинам. Они пользовались ими, когда то было выгодно и доколе было выгодно. Они раздавали привилегии, увеличивали права, подтверждали хартии тех городов, которые лежали в местностях, неподвластных прямо короне. В своих владениях они не допускали ведения коммунального устройства[170]. Поэтому чем больше увеличивалась французская территория, тем больше увеличивалось со стороны королей стремление подчинить города полной своей власти, урезать их права. Своим покровительством общинам они добились того, что внутри городов образовалась партия, готовая поддержать власть; опираясь на нее, они могли смело начать борьбу. Действительно, начиная почти с XIV в., короли постоянно стремятся нарушить права городов. В одних городах они заменяют консулов синдиками, назначаемыми королевскими чиновниками[171], относительно других издают постановления, затрудняющие выборы[172], или ограничивающие число избирателей и избираемых[173]. Они вмешиваются постоянно в городское управление[174], назначают мэров[175], сами распределяют налоги, назначают новые, несмотря на привилегии города, стараются добиться права построить крепость или цитадель и снабдить королевским гарнизоном какой-нибудь город, пользующийся иммунитетом в этом отношении[176]. Число привилегий с каждым столетием уменьшается, а новые привилегии и хартии значительно сужены, к каждой почти прибавлена статья, в силу которой власть сохраняет за собою известные случаи и дела, принадлежащие королю[177].
До XVI в. королевские указы касаются лишь отдельных городов, с XVI в. начинается издание ордонансов, имеющих целью ввести однообразие в муниципальном устройстве, доставить королевской власти возможно большее влияние на городское управление, на выбор городских чиновников, перенести некоторые из их прав на королевских агентов[178]. Так, в силу эдикта, изданного в Кремье в 1536 г., сенешалам и другим королевским чиновникам дано право контролировать городские счеты, а Генрих II в 1555 г. учредил в каждом округе интенданта для управления городскими суммами[179].
Подобные меры, нарушавшие привилегии и права городов, вызывали в среде городского населения все большее и большее неудовольствие, формировали и укрепляли в них партию, враждебную королевской власти, готовую вступить с нею в борьбу. Уже Людовику XI пришлось испытать это в Рошели, видеть, как некоторые города юга пристают к лиге общественного блага. Оппозиция фискальным мерам, открытое сопротивление королевским эдиктам, нарушавшим привилегии городов, стали проявляться все чаще и чаще. Права и вольности городов сохраняли еще свою силу. Короли не были в силах уничтожить во всех городах свободу выборов, изъятие от известных налогов, не разбили и вечевых колоколов, не могли посылать свои гарнизоны для охраны городов, не могли строить в них цитаделей, но постоянно стремились к этому, поставили главною задачею своей деятельности ослабить города. При Франциске I и Генрихе II, а потом при Карле IX, при котором централизационные тенденции обнаружились особенно заметно, неудовольствие стало принимать все более обширные размеры. В царствование первых двух в западных городах дважды вспыхивало восстание, вынудившее правительство прибегнуть к военной силе. Дух независимости и любовь к своим правам пробудились в жителях городов с новою силою… Правда, оба восстания были результатом увеличения налога на соль, что было противно привилегиям, дарованным им за сопротивление иноземцам, но в них проявились наружу и тенденции более широкие. Страшное подавление мятежа в Бордо вызвало отклик, и в лице ла-Боэти общество высказало свои идеи, еще смутно бродившие в умах. В его трактате «Рассуждение о добровольном рабстве» (Discours de la servitude volontaire)[180], выразилось все то неудовольствие, которое накопилось в течение полувека против власти, так бесцеремонно начавшей обращаться с правами и вольностями городов, все сильнее и сильнее давившей народ. «Какое несчастие, какой позор видеть, что масса не повинуется, а раболепствует, терпит грабежи, распущенность, жестокости не от армии, не от орды варваров, а от одного человечка (
