Феникс и зеркало - [55]

Вергилий согласился с тем, что все сделано просто замечательно. Он выждал момент, когда рокот мельницы немного стих, и добавил:

— Это большая удача, что тебе удалось отыскать папоротник.

— Ну, — немедленно отреагировал Клеменс, — не нашел бы, тогда бы пустил в дело мочу маленького мальчика.

Маленький Морлиниус, слушавший все эти чудные подробности, взглянул на говорящего, а Клеменс, это не заметивший, продолжил:

— Маленького, рыжеволосого… — Смуглый Морлиниус явственно зарделся.

Вергилий вновь поднял свой жезл, и шум стих. Зеленая руда была измельчена и превратилась в кучку сверкающих как свет осколков. Цвета своего она не потеряла, однако же потеряла твердость. Ее вновь отправили в мельницу и измельчили заново — теперь уже в порошок. Все было готово к началу плавки.

Вергилий подозвал к себе всех мастеров и подмастерьев.

— Сейчас мы приступим к самой ответственной части нашего труда, напомнил им он. — Далее, разумеется, последуют литье и полировка, но этот этап — наиболее таинственный и неподвластный нашему мастерству. Вы все вымылись в бане, помолились и получили благословение. Здесь потребуется больше, нежели простое желание работать. Любая неприязнь, даже в малейшей степени, усталость могут нанести в решающий момент вред. Все ли у вас в порядке дома? Подумайте обо всем и, если что-то не так, уходите. Свою плату вы получите в любом случае, кроме того, есть и другие дела, заниматься которыми необходимо.

Он выждал. Молчание. Не ушел никто.

Голос Вергилия стал очень тихим, но слова звучали внятно. Он посмотрел на каждого своими ясными серо-зелеными глазами:

— Мы приступаем к изготовлению девственного зерцала. Ради чести сего дома важно, дабы мы снискали успех. Мне это необходимо еще и по другой причине. Я знаю, что нет нужды сообщать вам о ней, будет достаточно сказать, что таковая существует. Если я обидел кого, когда бы это ни произошло, простите меня. А я прощаю всех, кто обижал меня. Если же между вами самими есть обида, разберитесь с нею тотчас же. Пусть немедленно откроется, если кто-либо был несправедлив к другому, — очистимся же и приступим к нашему труду в совершенном сердечном спокойствии.

Вновь повисла тишина. Затем послышались приглушенные разговоры, свершилось несколько рукопожатий, и все вновь стихло. Вергилий уже было собрался дать указания, как вдруг тишину нарушил тонкий, дрожащий от волнения голосок Морлиниуса:

— Иоанн, ты помнишь, когда мастер сказал тебе, чтобы ты меня учил, а ты сказал, что будешь лупить меня, если я стану лениться, то я сказал, что тогда дам тебе сдачи?

Иоанн в некотором недоумении кивнул.

— И еще я не имею права сердиться и обижаться на тебя, когда ты колошматил меня за то, что я писал буквы коряво, ставил кляксы или рисовал вместо букв картинки. А теперь прошу прощения у тебя за то, что обзывал тебя, когда ты не мог слышать, по-всякому. Косолапым медведем, сукиным сыном, бочкой на ножках, старым пердуном, бородатой потаскухой, шлюходраилкой и…

Словарь его был столь богат, сколь и разнообразен. Та часть Иоаннова лица, что не была покрыта растительностью, побагровела. Тонкие поросшие волосами пальцы принялись дрожать. Мальчик же перевел дыхание, но продолжил:

— А еще прошу прощения за то, что говорил о тебе и твоей жене…

— Хватит! — возопил Иоанн, чья грудь ходила ходуном, а ноздри расширились от приступа ярости. — Хватит! Я прощаю тебе все, что ты говорил, но ты вовсе не обязан повторять все это заново! — Затем, словно напуганный эхом, грохотавшим по всей мастерской, добавил тихо и спокойно:

— Я прощаю тебя, мой мальчик.

В горн были помещены раскаленные уголья, сверху высыпан слой руды, снова положены угольки, снова руда, снова угольки, опять руда — и так до тех пор, пока горн не заполнился. Все производилось быстро, в полном взаимном согласии и в тишине. Ничья нога не скользила по полу, заблаговременно посыпанному свежим речным песком. Через какое-то время Вергилий обратил внимание Клеменса на сосуд, в который по желобкам, для того и предназначенным, поступал расплавленный металл. Радужная пленка блестела поверху.

— Отделяются шлаки, — сказал Вергилий. — Но, похоже, какая-то часть примесей там останется, — добавил он.

— А какое-то количество и должно остаться, это поможет впоследствии лучшему слиянию олова и меди. А также позволит лучше отполировать готовую бронзу.

Меха были не нужны более, поскольку тяги в печи оказалось достаточно, чтобы поддерживать нужный огонь.

— Знаешь, — сказал Клеменс, — хотя и есть у нас поговорка «Глаз мастера металл плавит», но теперь твой глаз не слишком тут необходим. Иди-ка сюда, присядь, а я прочту тебе нечто весьма полезное.

Вдоль стены стоял диван, покрытый ковром, а на нем лежали подушки и овчина — цвета их плохо сочетались, машинально отметил про себя Вергилий. Женщина бы моментально обратила внимание, что цвета друг с другом не ладят, но женщин в доме Бронзовой Головы не было уже давно, не считая тех, кто посещал дом с краткими визитами. Вергилий сел и, уловив обращенный на него взгляд Морлиниуса, подозвал мальчика.

— Да, хозя… да, мастер!

— Скажи там, в доме, чтобы мне подали тарелку горохового супа, погорячей, и еще ломоть хлеба и ломтик копченой колбасы… Итак, Клеменс, что ты вознамерился мне прочесть?