Впервые он встретился с ней случайно.
Он давно уже заплутал в нескончаемом подвальном лабиринте — мантикоры, казалось, это почуяли и стали подбираться ближе. Он уже ощущал их горькое, едкое зловоние, слышал гортанное кулдыканье, которым те переговаривались между собой. Сверху, через равномерные промежутки, падали разрезанные решетками лучи света. Не останавливаясь, человек обернулся и увидел, что мантикоры разделились на группы и двумя цепочками двигаются вдоль стен в рассеянном свете солнца, попадавшем в подземелье. До него доносились шепчущие, скользящие, торопливые звуки… скрежет когтей о камень… клик-клик-клик…
Мантикоры ненавидят солнце.
Он спешил.
Но быстрее идти было нельзя — мантикоры пока не решались броситься на него. Благоговейный трепет перед человеком (равно как и ненависть к нему их инстинктивные свойства) еще удерживал тварей от действий. Он шел, не прибавляя шага, — так, как ходил обычно по улицам Неаполя, среди которых бывали и потемней, чем эта, другие же были ничуть ее не шире, не говоря уже о том, что там, наверху, сыскалось бы множество ничуть не менее опасных.
За ним, на постоянном отдалении, следовали мантикоры. Обликом они напоминали гигантских обрюзгших ласок, обросших космами рыжевато-желтой, похожей на козлиную, шерсти. Выпученные глаза тварей блестели в полумраке, и в них читался ум — конечно, далекий от человеческого, но заведомо превосходящий звериный. Гривы, похожие на брыжи из свалявшихся перьев, обрамляли лица, которые можно увидеть только в ночных кошмарах: почти человеческие, но уменьшенные и извращенно вытянутые — носы сделались плоскими, глаза превратились в щелочки, рот занимал всю нижнюю часть лица, но был совершенно безгубым.
Человек взглянул наверх, но, чтобы не привлекать внимания преследователей, не поднимая головы, — одними глазами. Кто бы ни соорудил эти подземелья, тоннели, отводящие дождевую воду к берегу моря — Титаны или греки, карфагеняне или древние жители страны, этруски или кто угодно (если бы это было вообще известно, то Клеменс бы ему сказал, но он сказал лишь то, что тоннелей следует избегать — поэтому-то его тут сейчас и не было), но они предусмотрели и ходы наверх. Когда бы он сумел найти одну из таких лестниц, смог бы ее открыть до того, как твари бросятся на него, да если еще и верхний выход окажется открытым…
Он знал многие такие выходы. Чтобы открыть некоторые из них, потребовалась бы целая неделя — столь крепко их замуровали кирпичом и цементом, наложив поверх знак Митры Инвиктуса или иного служебного божества. Другие выходы охранялись тяжелыми дверями, разумеется запертыми, но ключи от них сохранились, а замочные скважины регулярно смазывались маслом — такие выходы использовали люди, иной раз предпочитающие быстро попасть в нужное им место, не привлекая ничьего внимания. А еще должны быть ходы, людям неизвестные… по крайней мере такие, которые ими не охраняются…
Должен существовать хотя бы тот проход, через который пришли мантикоры, — точно так же, как пришли столетие назад, чтобы похитить ребенка. Об этом на смертном одре рассказала его мать, и этот рассказ сделался уже легендой. Впрочем, несмотря на весь ужас произошедшего, в эту легенду можно и поверить. Но почему мантикоры не убили ребенка, а держали его у себя целых сорок лет? И почему потом отпустили на свободу? Никто не задумался об этом — кроме одного человека.
И сколь мало людей — кроме обремененной тайной семьи «ребенка» — знали, что этот «ребенок» прожил потом (хотя они и уверяли себя, что он умер) лет на сто больше, чем ему было положено, оставайся он обыкновенным человеком. Но сколько лет он мог бы прожить еще? Что было ему известно? Что за тайны умерли вместе с ним? Где находится сокровищница его знания? И что правдоподобнее предположения, что находится она именно тут, где-то внутри этого тусклого и смрадного лабиринта?
Впереди из почвы вытекала струйка воды, и в этом колене лабиринта было сыро и слякотно, а стены поросли мхом. Собственно, было и сухое место, точнее — два, с каждой стороны лужи. Человек предпочел обойти ее слева. Где-то в стороне неожиданно залаяла собака, и звуки за спиной моментально смолкли. На мгновение воцарилась тишина. Собака залаяла снова, тявкнула еще раз и еще. Наконец замолкла — словно ей приказали замолчать или бросили в нее камень.
Сверху виднелась очередная решетка. Увы, выбраться через нее невозможно — если только кто-нибудь сверху ее не откроет и не кинет вниз веревку. В луче света медленно плавали пылинки, и тут они внезапно дернулись в сторону — мантикоры ринулись вперед с пронзительным визгом, быть может ответом на все их предыдущее вопросительное кулдыканье. Нет, они еще не нападали, но лишь торопливо догоняли его вдоль правой стены, намереваясь, по-видимому, взять в клещи. Исходя из того, что он знал о мантикорах (а знал он немного), человек понял — они не повели бы себя так, когда бы впереди не было чего-то неожиданного и, очевидно, весьма удобного для атаки на него.
Вновь залаяла собака. Та же или другая? Нет, собак было две, одна спереди, другая — позади, но обе — невидимые и находились они где-то в тоннеле.
