Феи Гант-Дорвенского леса - [77]

— Только если вместе с тобой, — лукаво заявляла она, и тогда Крокус не находил себе место от счастья: Душица, милая Душица согласилась быть его женой! Более того, она сама намекнула Крокусу, что хочет быть вместе с ним! А ведь спрайты очень горды и никогда не делают первый шаг! Да и вообще — мало какая фея соглашается выйти замуж, предпочитая постылому постоянству вечную свободу, в том числе и от любви. И как же ему повезло!

Но потом случилось то, что случилось. Бедным спрайтам пришлось прогнать свою сестру Душицу, и больше она не могла селиться рядом с ними. Подруги Душицы плакали и обещали поддерживать её и беднягу Крокуса; их обещания и клятвы были такими же беспомощными, как и сами спрайты — ну что они могут сделать против закона фей? Либо Душица выходит замуж за того, кто украл её домик, либо она не больше не принадлежит своему народу и не может быть ничьей женой.

Это сводило Крокуса с ума. Всё это время он сидел на ветке у дупла, кокетливо прикрытого дверкой-листиком, и постоянно порывался войти к любимой и нежно обнять за плечи. Но всякий раз, когда он это пытался сделать, раздавалось яростно-обиженный крик: «Уходи!», и в бедного пикси летела то миска из жёлудя, то чашечка из куска каштана.

Ох, милая, милая. Она так страдает.

Душица, конечно, очень обиделась на Крокуса. Конечно, он был неправ — пошёл к спригганам, не предупредив её сначала, и теперь они проморгали этого ублюдка Имбиря и двух его человеческих покровительниц.

— Если бы я знала, что ты туда пойдешь, мне бы не пришлось тащиться к фир-дарригам! — кричала Душица, и белоснежные волосы её вились, как шерсть у тартарских барашков. — Проклятье, о чем ты только думал! Ты хотя бы знаешь, что мне пришлось вытерпеть? А ведь они согласились, даже не споря со мной, согласились!

Крокус молчал, стоически выдерживая ярость возлюбленной, и с ненавистью смотрел на свадебный венок из вербены: отвратительная шутка Томаса Рифмача и его братьев. Надо бы с ними разобраться, но, разумеется, только после того, как они уничтожат проклятого Имбиря.

В какой-то момент в дупле наступила тишина, и тогда Крокус понял, что может заходить. Зеленушки, клариконы, бравни и прочие феи провожали его смехом: глупцы, они не понимали, как вообще можно продолжать любить павшую фею. Хотя они и раньше подтрунивали над странной любовью Крокуса и Душицы: виданое ли дело — фея предложила фее сыграть свадьбу! Они что, думают, что они как люди? Могут влюбляться на всю жизнь, жениться и заводить детей? И даже отказываются городских девок щипать? Ха-ха, вот дурные! Это у людей, да у тех фей, что на людей похожи, могут быть любовь и свадьбы, а эти двое просто возомнили себя невесть кем и дурью маятся!

Но Крокус знал, что у них точно как у людей. Надолго, если не навсегда.

Душица стояла у стены, обняв плечи. Она мелко дрожала, и крылья её, немощные после грязной шутки фир-дарригов, хаотично дергались. Вокруг царил беспорядок: в порыве ярости Душица разломала всё, что могла. Хорошо, что она спрайт, а потому немного умеет колдовать — будь она пикси, ей бы пришлось всё чинить своими руками, а ведь они у неё такие нежные, такие тонкие…

Крокус осторожно подошёл к возлюбленной и обнял её. Душица не вырывалась и даже не начинала ругаться: она просто плакала и не сводила взгляд с трещинки внутри дупла.

— Это всё бессмысленно, — проговорила она дрожащим голосом, и сердце Крокуса сжалось от боли. — Даже если этот выродок сдохнет, мы всё равно никогда не сможем быть вместе. Никогда!

Крокус ещё крепче прижал Душицу к себе. Она говорила то, о чем он старался не думать: Крокус всегда предпочитал словам действия, и потому не имел привычки размышлять над проблемами. Но мысли никуда не уходили от него, как бы он ни старался о них не вспоминать. Они обволакивали его, как туман, проступали сквозь повседневные заботы и размышления о насущных проблемах, ожидая того момента, когда Крокус просто будет не в состоянии их прогнать.

Они никогда не смогут быть вместе. Никогда.

— Не думай об этом, — глухо проговорил он. — Ты же знаешь, я уйду от своих. В Летний Путь они отправятся без меня.

— Я знаю это. Просто… — Душицы всхлипнула: слёзы заставили веснушки на лице расцвести яркими зелёными пятнышками. — Я не могу об этом не думать.

— А ты не думай, — мягко ответил Крокус, с нежностью проводя пальцами по кучерявым волосам любимой. — Ну и что теперь с этим сделаешь? Ничего. Но я всегда буду с тобой рядом, даже если нам суждено стать изгоями для родных.

— Проклятый Имбирь! — неожиданно вспылила Душица и ударила кулаком стенку дупла. От её руки, легкой и тоненькой, в разные стороны посыпались волшебные блёстки. — Как я хочу, чтобы он сдох, чтобы он испытал самые страшные муки! О, с каким наслаждением я бы скормила его красным шапкам, гвитлеонам, кому угодно! Я бы всё отдала, лишь бы увидеть этого негодяя мёртвым!

— Я тоже этого хочу, — честно сказал Крокус. — Я тоже.

Они замолчали. Душица о чём-то думала, прикусив нижнюю губу, а Крокус с нежностью смотрел на её кудряшки, на бледное, слишком бледное для спрайта лицо (Душица родилась немного позже своих сестёр и впитала в себя слишком много солнца, потому её кожа выцвела), скромное зеленое платье, украшенное петрушкой и укропом, на прозрачные зеленые крылышки, которые слегка дергались от напряженных размышлений. Хорошо, что вербена едва коснулась её, и потому милая Душица скоро поправится и снова сможет летать.