Федька с бывшей Воздвиженки - [30]

Бей фашистов озверелых,

Бей своих врагов... —

написал Федька и задумался. Теперь надо было найти рифму.

— Будь героем смелым, — прошептал Федька. Нет, так не годилось. Смелый герой — все равно что сладкий сахар или соленая соль. Надо поставить запятую после «героя». Но тогда получается, что двумя словами он говорит об одном и том же. Вот закавыка. До войны у него легче выходили стихи. Он мог на ходу сочинять такие строки:

Висела у нас веревка,

Веревку украла воровка.

Воровку поймал Вовка,

И у нас опять веревка.

А теперь со стихами труднее стало. Вот и Грин стихи здорово сочинял.

Федька нашел нужные слова и дописал:

Будь, как раньше, смелым,

Папа, будь здоров!

А внизу приписал:

«Крепко тебя целую. Папка, приезжай скорее, я очень по тебе соскучился. Твой Федька. Идочке я подарил шапку»...

Вечером тетя Оля накормила ребят гречневой кашей. Федька с Геркой съели по две тарелки, вылезли, отдуваясь, а потом Федька сварил калмыцкий чай, и они выпили по три стакана вприкуску с сахаром.

— Вместе к Сашке пойдем, — сказал Федька, отдуваясь, и поставил пустой стакан на блюдце.

— Ага, — так же отдуваясь, ответил Герка.

9

Анна Васильевна протерла носовым платком стекла очков, надела их и снова взялась рукой за кожаный поручень. Она ехала во втором вагоне трамвая, и качало здесь сильнее, чем в первом.

— Вы не будете садиться? — к скамейке подошла полная женщина в потертом плюшевом полушубке и клетчатом платке.

— Нет-нет, — ответила Анна Васильевна и закачала головой, словно пыталась от себя отогнать неприятные мысли.

Женщина осмотрела Анну Васильевну с головы до ног и, отвернувшись, стала глядеть в окно.

Сегодня Анне Васильевне придется просить Максима Максимыча, чтобы он провел в 5-м «А» два урока вместо нее: надо было к двенадцати часам привезти документы в школу, которая стояла рядом с ее домом. И успеть снять копию с диплома у нотариуса. Да еще заехать на работу к матери Стародубова и взять справку для детского сада...

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Анне Васильевне какой-то мальчишка, когда Анна Васильевна стала проходить вперед.

— Спасибо, — сказала Анна Васильевна, но не ела. Женщина в плюшевом полушубке посмотрела ей вслед и сказала:

— Упрямая фифа...

Щеки Анны Васильевны запылали, как на уроке. Летом, когда ее бостоновое пальто висело в шкафчике на деревянных плечиках, почти никто ей не уступал места. А теперь, когда она надела свое единственное пальто и не садилась только потому, чтобы не помять его и не протереть, ей все уступали место. Просто наказание какое-то. Если она будет садиться, через три года придется покупать новое пальто.

Анна Васильевна вошла в учительскую и увидела Максима Максимыча.

— Максим Максимыч, дорогой, выручайте. — И она все ему рассказала. — Ведь у вас сейчас будет два «окна». А у меня столько дел — голова кругом идет.

— Рисунок не нашли? — спросил Максим Максимыч.

Анна Васильевна приложила ладони к румяным щекам.

— Не знаю, как и быть. Просто не знаю.

Максим Максимыч, расстегнув свой кожаный портфель, извлек рисунок в рамке.

— Миленький вы мой, дорогой, где же вы его нашли, скажите, пожалуйста? Вы меня просто спасли! — выпалила Анна Васильевна. — Как вы его нашли?

— Целая одиссея, Анна Васильевна. Если бы не Колька Стародубов, не видать бы вам работы Сидельникова.

— Саша все так же отказывается идти в школу?

— Да. Надо бы поскорее устроить детишек в сад. У матери шов не срастается, еще на неделю в больнице оставили. Хорошо, езжайте, посижу я с вашими вихрастиками...

Когда Максим Максимыч вошел в класс, ребята расшумелись. Кто-то крикнул:

— А у нас русский и литература!..

— А меня вы видеть не хотите?

— Хотим! Хотим!

Максим Максимыч остановился у стола. Сегодня в классе было холодновато. Ночью не успели загрузить углем котельную, и батареи были холодными. Девчонки сидели, накинув на плечи пальто и платки. Мальчишки держались, но кое-кто уже отогревал руки в карманах. Только Витьке Новожильскому холод был нипочем. Он сидел за партой, раскинув руки на спинке скамейки. Ноги его были вытянуты так, что носки сапог выглядывали под скамейкой, где сидели Федька и Алена.

— Анна Васильевна задерживается, — сказал Максим Максимыч. — И чтобы немного разогреться, мы с вами займемся строевой подготовкой. Поняли мою мысль?

— Да! — хором ответили ребята.

— Новожильский, ты, кажется, недоволен?

— Я счастлив, Максим Максимыч! — вскочил Витька с места.

— Ну то-то. А сейчас — становись! Отставить! Крышки парт — не пулеметы, и школа — не полигон. Забыли? Становись! Федорчук, портфель разрешаю оставить — твой бутерброд потерпит, пока ты маршируешь...

Максим Максимыч провел ребят в раздевалку и, когда все оделись, вывел класс во двор.

— В одну шеренгу становись! На первый-второй рассчитайсь... В две шеренги стройся. Полищук, где у тебя правая нога?

— Вот она, — сказал Герка.

— А ты уверен, что это правая?

— Да.

— Так почему же ты начинаешь перестроение с левой? Новожильский, — Максим Максимыч кивнул вслед прошедшей мимо школы высокой и стройной девушке, — приятно посмотреть, как идет человек. Подтянутый, плечи расправлены. А у тебя что, Новожильский? Стоишь как корова на льду. А ведь в хоккей играешь... Соколов, что у вас там за секреты с Сидельниковым?