Федина история - [10]

Конечно, неправда все это, сказка, словом, но сейчас Галю внезапно проняло. Каково же ей, бедной змее, было?! Видела же, изводит, губит любимого, быть его никогда не сможет, и уйти нет сил! Сколько она перестрадала, прежде чем его и себя убить?!

— А при чем здесь я, — тыкал себя в грудь пальцем Боря, — она вот родить собралась, меня хочет заарканить! А что я должен? В одном, считаю, виноват: не надо было затягивать! Сеструха давно говорила…

— Нет, Боренька, ты не прав, — прервала его женщина, — я людей повидала, смотрю сейчас и говорю: попомни меня, пожалеешь ты о ней, покусаешь локоточки…

— Я?! Локоточки?!

Галю не обидело, больше удивило, что Боря чужой женщине про нее говорит так плохо и зло. А женщина возражает, заступается, жалеет Галю, но больно уж чересчур, и при этом белозубо, чуть косо улыбается, покачивает головой, отчего дрожат в ушах сережки…

— А где одежда ваша? — обратилась женщина к Гале. — Не в подъезде?

— В подъезде, — подтвердила Галя. Встала, пошла.

На лестничной площадке подобрала мишку, надела пальто, туфли. Глянула на дверь и заскользила неторопливо рукой по перилам вниз.

Потом она шла по праздничному городу — хотелось идти вот так вот, не зная куда, просто к людям. Выходила на ярко освещенные, нарядно украшенные улицы, приятно было видеть веселящиеся компании, оживленные лица, разноцветно мигающую елку на площади, шумную ватагу на ледяной горке… Хорошо же все, люди вокруг, — теплилась у ней внутри радость, — хорошо жить, родить мальчика или девочку… Надо, что ли, было все это перенести, перестрадать, чтобы вдруг удивиться жизни и ясно почувствовать — живу!

СУББОТНИЙ РЕЙС

КАЗ был совеем новый, нет и полутора тысяч километров пробега. Борька просто наслаждался тем, что эта мощная машина легко послушна ему — чуть подправляя рулем, заложил вираж, проскочил туннель под железнодорожным полотном, не переключая скорости, влетел на довольно крутой подъем и покатился по длинному пологому спуску. Отпустил гашетку газа, гудение мотора сменилось легким стремительным шарканьем резины о бетонку. Стал слышен шум врывающегося в кабину ветра. Борька откинулся на спинку сиденья и расслабился. Это был приятный сладкий момент: чувствовалась скорость, мышцы налились и как-то протяжно томились. Хорошо! А еще пару недель назад трясся на старом скрипучем «газике». Но показатели в труде, личный контакт с начальством, мелкие услуги — и пожалуйста! Не подмажешь — не поедешь. Борька глубоко вздохнул, прижал гашетку, легко обошел ползущий впереди «Москвич». Все отлично! И утро — что надо! Недаром на обочине то и дело мелькали грибники с корзинками и ведрами, кое-кто даже пытался голосовать. Чудаки! Чего руки тянуть? Машина с грузом, нельзя подсаживать — необразованные, что ли? Отправились на природу — топайте, дышите озоном. В такую погоду Боря сам бы не прочь был выбраться куда-нибудь в лес с женой, с приятелями — отдохнуть культурненько. Мог бы и сегодня — суббота. Но не повезло — конец квартала, начальство в панике, шоферов просили сделать по рейсу. Да и с другой стороны — скажем, пока в электричке сюда доберешься, больше намаешься. И в кармане ни шиша не прибавится. А так, глядишь, и зашуршит там четвертачок, другой. Работенка калымная. Комбикорм в сельскую местность возит. Дефицитный продукт. К любому двору подъезжай — с руками оторвут. А Борька еще и не дурак к любому подъезжать — есть люди проверенные, надежные, не трясущиеся из-за каждого трояка. Нет, права Наташка, жена: «Приобретем, Боря, машину, тогда и…» Тогда-то, конечно, куда угодно — красота!

Боря лихо отсвистел: «Боль моя, ты услышь меня…», посигналил какой-то девчонке — со спины вроде ничего, стройненькая, белокурая, не идет — порхает. В его вкусе. Удивительно, с той поры, как он женился на дородной неторопливой Наташе, стал заглядываться именно на таких худеньких, невысоких, легких как былинка.

Боря уже промчался мимо, и вдруг эта мелькнувшая фигурка четко ожила перед глазами, проступило в ней что-то столь знакомое, волнующее, что от коленок кверху поползли мурашки. Неужто Галька?!

Она. Боря сидел вполоборота к дверце, ждал, в боковом зеркальце видел: Галя бежала к машине. И не мог понять — зачем остановился? Такую в жизни свинью она ему все-таки подложила! Алименты! Еще семнадцать лет будут высчитывать, причем в этот год пятьдесят процентов зарплаты. Подала на алименты не сразу, а присудили Борьке выплачивать с самого рождения ребенка.

— По-опалась! — гаркнул он навстречу.

— Ай! — отскочила Галя. Щеки пошли красными медяками. — Это ты?

— Нет. Танкист.

Борька, чуть скосив губы, улыбался, смотрел в упор.

— Куда?

— Кто?

— Дед Пихто. Ты. «Кто».

— В эту… В Дмитриевку.

— А кто там у тебя? — прищурил глаза Боря с каким-то особым намеком.

— Где?

Боря рассмеялся.

— Ты что, совсем, что ли? В Дмитриевке этой кто у тебя?

— А-а. Никто. То есть… Какое твое дело?

— Хм… Это еще километров семь топать!

— Автобус все равно дольше ждать.

Боря выудил из пачки в нагрудном кармашке сигарету, помял в руке, красуясь золотой печаткой на безымянном пальце.

— Чего стоишь? Садись, поехали.

Боря правил, елозил сигаретку в губах, косился на Галю. Та жалась к дверце.